Джентльмен-разбойник
Шрифт:
Но это было иное. Те поглаживания успокаивали, а сейчас не было никакого успокоения. Волнение. Страсть, томление… потребность…
Если бы только он нажал чуть сильнее, ласкал немного глубже…
И он прочитал ее мысли, его палец скользнул между складками внутрь, большой палец кружил вокруг чувствительной бусинки.
Эмма, подняв бедра, стонала, шептала мольбы, которые он, должно быть, слышал и понимал, поскольку осторожно ввел еще один палец, растягивая сокровенное колечко до грани дискомфорта, потом, когда его сжатие ослабло, отступал и снова
Он давал ей почувствовать больше, чем она ожидала.
Эмма двигала бедрами, пытаясь заставить его сделать то, чего ей безумно хотелось, – исполнить ее желание слиться воедино.
Но он убрал руку, прижался торсом к ее груди, используя вес, чтобы делать ее уступчивой, и бедром снова широко раздвинул ее ноги. Его пальцы двигались в потаенной ложбинке, а потом уже не пальцы, а его копье, длинное и толстое, оказалось внутри.
Оно было большое и причиняло боль.
– Подождите!
Он не слушал.
Эмма пыталась сбросить его, но ее движения толкали его глубже. Он оставался неподвижным, позволяя ей бороться, извиваться, и когда она устала, полностью вошел в нее.
– Больно! – крикнула Эмма. Предвкушение восторга было побеждено его размером и решимостью довести начатое до конца.
Казалось, его не тревожил ее гнев. Нет, он нежно и многообещающе улыбнулся.
Словно завороженная, Эмма вглядывалась в него, в его лицо, тело, упивалась его ароматом, его силой… Как он мог травмировать ее и в то же самое время заставить желать того, что он обещал? Почему их близость превращалась в нечто большее, чем первобытный акт?
Он положил ее руки себе на плечи и медленно сел на пятки, придерживая ее бедра и легко поднимая вместе с собой, будто она ничего не весила.
Эмма оказалась у него на коленях, лицом к лицу, не отрываясь от его глаз в отверстиях маски. Она оседлала его, обхватив ногами бедра и упершись ступнями в пол. Он оставался в ней, словно они не могли разделиться.
Или жаркое чувство спаяло их вместе?
Нет, потому что она могла еще двигаться. Она могла приподняться… что и сделала.
И когда Эмма почти освободилась, он поймал ее за бедра и потянул вниз. Она попыталась еще раз, и он снова опустил ее.
И смотрел на нее с улыбкой вызова.
Она остановилась, тяжело дыша, сердитая, охваченная болью и желанием… желанием того, что он молчаливо поклялся дать ей. С большой ловкостью и без его помощи она поднялась и упала, словно в седле, раз, другой, третий…
Его улыбка исчезла. Мускулы напряглись. Откинувшись назад, Мститель оперся на руки и дал Эмме свободу действий.
Застенчивость исчезла, сменившись жаждой наслаждения. Боль уступила вожделению.
Прежде он заставил ее осознать все вокруг. Во всем мире остались только он и она. Там, где соприкасались их тела, она чувствовала пульс желания, отчаянное стремление к финалу, нараставшее с каждым движением. Она видела его напрягшиеся плечи – он боролся с собой, стараясь не утратить контроля.
Он покрылся испариной, стиснул зубы, дрожа от импульсивного порыва.
Эмма двигалась
Своему. И его.
Когда наступил момент кульминации и неизъяснимый восторг накрыл ее, она почувствовала, как сжимает его внутренними мышцами.
Он схватил ее, наклонил назад, пока ее плечи не коснулись пола. Встал на колени, взял ее за бедра и глубоко вошел в нее, требуя отдать ему все.
И она закричала, сжала его бедрами, благодаря за радость единения и делая его своим.
Глава 26
– С бальным платьем пришлось потрудиться. Наша юная английская роза светлокожая, волосы у нее темные с рыжим отливом и очень необычные глаза, ореховые с золотыми искрами, глаза чаровницы.
Обхватив столбик кровати, Эмма слушала болтовню мадам Мерсье, мужественно терпела действия Тиа, туго шнурующей новый корсет. Позади швеи расправляли пышные нижние юбки, а леди Фанчер и Эмея наблюдали, как мадам Мерсье лично распаковывала бальное платье.
Был вечер, времени готовиться к балу оставалось мало. Эмма дрожала от волнения, размышляя о том, как будет дебютировать в свете. Она, Эмма Чегуидден из Фрейберна в Йоркшире! И словно этого мало, она еще собиралась на этом празднике шпионить ради человека, которого любила… которому отдалась, но чье лицо никогда не видела.
Утомленная, с ощущением легкой боли в некоторых местах, – она была счастлива и немного возбуждена.
Мадам Мерсье продолжала:
– Глаза мисс Чегуидден меняют цвет от одежды, которую она надевает. От синего хлопка приобретают стальной оттенок, зеленый атлас превращает их в изумруды. Так что я хотела выбрать материал, который позволит ее необычной красе проявиться полностью.
Эмма слышала шелест ткани и восхищенные восклицания леди Фанчер и Эмеи. Она повернулась, чтобы рассмотреть платье, но Тиа снова подтолкнула ее вперед, швеи сердились на горничную, требуя, чтобы она поторапливалась.
– Я послала гонцов в Мадрид за этим чудесным шелком. Не знала, когда он прибудет, а внезапное решение принца устроить бал бросало вызов моим скромным талантам. Мы не успевали вовремя. Потом я поняла – роскошные шелковые наряды обычно носят женщины, скажем так, опытные. Мисс Чегуидден молода и невинна, так что, дабы подчеркнуть красоту ткани, платью нужна простота. Это мы и постарались сделать. – Мадам Мерсье походила на довольно мурлыкающую кошку.
– Оно совершенно, – сказала леди Фанчер.
Эмма мельком увидела лежавшее на скамье темное платье. Потом Тиа подняла ее руки, и швеи набросили ей на голову нижние юбки. Когда она выбралась из накрахмаленного плена, платье висело позади нее, а обе дамы обсуждали, какие драгоценности она должна надеть.
Мадам Мерсье запретила все, кроме пары изящных серег и тонкого серебряного кольца.
– Нет! Нет! Простота. Доверьтесь мне. Вы увидите!
Наконец сама мадам Мерсье надела на Эмму платье.