Джентльмены чужих писем не читают
Шрифт:
Собственно, обиды-то нет. Понятно, что его готовили для другого. Для… Для любви. Большаго и светлаго чуйства. А не шпиёнить на улицах. Только где она, любовь-то? Четвёртый год шарю по блондинкам, как урка по чужим карманам, и никакой любви. Сколько можно ждать-то?
Или-таки я дождался?..
Вот уж действительно: что он нам несёт – пропасть или брод, и не разберёшь, пока не повернёшь…
И он, стало быть, завтра-послезавтра, в зависимости от того, что там ему написали на стене в пиццерии El Baluarte de la Independencia [45] , свидится со своим начальством, и, вполне вероятно, оно ему скажет: “Фас!” (почти “Фак!”,
45
Оплот независимости (исп.)
Кто она, его любовь? Какая она? Всё, что ему пока было о ней известно – это то, что она брюнетка. Степан Иванович зашевелился в штанах, начал расти.
Эй, эй! Надо отвлечься. Здесь неподходящее место для отжиманий. Да и вообще не то место, где можно стоять столбом до бесконечности. Стоять столбом вообще нельзя. Человек, стоящий на месте, на четвёртой минуте стояния даже без оттопыренной ширинки начинает привлекать к себе внимание окружающих. А сейчас нам меньше всего нужно это внимание. Нам со Степаном Ивановичем не до дешёвых разборок с монтерейскими полицейскими. Нас не кто-нибудь – нас Родина на служение призвала.
Иван вышел из-за ларька и, не спеша, направился ко входу в приземистое здание рынка. В этой стороне торговали дарами моря. С прилавков на него, страшно оскалившись, посмотрели круглыми глазами мёртвые рыбьи головы. Ивану сразу стало не по себе. Чудовищные раки – омары – протянули к нему свои перламутровые клешни, будто грозились отомстить Ивану за своих мелких собратьев, которых он в незапамятные годы переловил в речке Чернючке, пожалуй, не меньше самосвала. Занесла его нелёгкая. Иван поспешил выбраться из рыбных рядов и, оказавшись посреди бананов, манго, ауйам и гуайав, перевел дух.
Не'вы, батенька, сказал он себе.
Купив пакет фисташек, он, более не отвлекаясь, прошёл насквозь через весь рынок, нырнул в какой-то боковой выход, спустился по скользким от грязи ступенькам, перешагнул через двух вонючих бродяг, забывшихся в сладком марихуанном бреду, и оказался на стоянке такси. Там в ожидании седоков стояла очередь машин в пять. Первым, разумеется, был жёлтый “форд”, на котором он сюда приехал. Плосколицый водитель в ожидании пассажира, которыми это будничное утро монтерейских извозчиков не баловало, сидел на пятках, прислонясь спиной к радиатору своей “соньки”.
– Амиго! – радостно заорал он, завидев своего щедрого седока. – Карета подана! Ты всё купил, за чем ездил? – он кивнул на пакет фисташек у Ивана в руках.
У Ивана слегка похолодало внизу живота, но он удержал себя в руках и панике не поддался.
– А, привет, – небрежно сказал он и бросил в рот фисташку. – Сomo estas? [46]
– Отлично! – таксист вскочил на ноги и открыл дверцу. – Садись! Тебя отвезти на то же место, где я тебя подобрал? Я знаю туда дорогу в два раза короче, чем та, которой мы с тобой ехали… Будем там в один миг!..
46
Как дела? (исп.)
– Э-э-э… Постой, постой, амиго. Больно ты горячий парень. Скажи, ты не видел здесь такую… мою подружку, блондиночку лет восемнадцати, волосы длинные, юбка короткая кожаная?..
– Блондиночку? – таксист вытаращил глаза. – Какую ещё блондиночку? Садись в машину, я отвезу тебя в такое место, где много блондиночек, шатеночек, о брюнеточках не говорю…
– Э-э-э…
– No hay problema. Садись в машину, объедем вокруг рынка. Подберём её, и я отвезу тебя с нею куда надо.
– Э-э-э… видишь ли, амиго, дело в том, что отвезти нас никуда не надо, потому что мы уже как бы приехали, то есть, она живёт отсюда в двух шагах, и, стало быть, нам пешком дойти до нашего пистонария будет быстрее, чем на машине.
– Ну, это навряд ли.
– Я тебе говорю!
– А я тебе говорю, что на машине, особенно на моей “соньке” получится быстрее. Давай поспорим, амиго. И проверим. Если получится медленнее, то ты мне ничего не платишь за проезд. Ну? Забьёмся на двадцатку?
– Э-э-э… Нет, амиго, в другой раз. Извини. Так ты её не видел?
– Я?
– Ты.
– Никогда, – громко сказал таксист, сел в машину и уехал со стоянки без пассажира, но с обидой в душе, на прощание крикнув Ивану через окошко: – Culo [47] !..
Молодец, похвалил себя Иван. Умеем, когда захотим. Может, профессиональных шпионских навыков мне и не хватат, но мгновенная реакция, обаяние и артистизьм в ряде случаев значат ничуть не меньше.
Он выбросил в урну недоеденные фисташки и сел в такси, стоявшее в очереди вслед за уехавшим “амиго”.
47
… (исп.)
– Сити, банк “Метрополитен”, – сказал он.
Машина плавно тронулась с места.
– Ты правильно сделал, парень, что не поехал с этим нахальным сукиным сыном, – сказал Ивану пожилой водитель. – Он, между нами говоря, самый настоящий грабитель, парень. Я тебя довезу в два раза быстрее и не потребую ничего доплачивать поверх счётчика. Разве что ты сам захочешь что-нибудь накинуть…
Пиццерия El Baluarte de la Independencia располагалась через квартал от вышеназванного банка. Вытащившись из такси, Иван вошёл в банк, подвалил к стойке и начал оговаривать с сидевшей там девицей в очках условия трансферты, которую якобы собирался осуществить неизвестно куда и неизвестно откуда, но непременно с участием именно этого банка. На самом деле ничего он осуществлять не собирался, ему нужно было, чтобы проклятый таксист наверняка уехал куда-нибудь к чертям. Demonios [48] ! ещё и день толком не начался, а его уже достали долбаные извозчики… хуже блондинок!..
48
черт возьми! (исп.)
Через стеклянные банковские витрины Иван видел краем глаза, как пожилой таксист вышел из машины и принялся лениво остукивать покрышки носком ботинка, косясь на банковский подъезд: не выйдет ли его клиент, завершив свои финансовые дела, не поедет ли на нем ещё куда-нибудь. Мудак я, мудак, догадался Иван. Вот она, наука-то мне: впредь – никаких la propina [49] , когда еду по конспиративным делам. Тогда эти таксисты будут, едва меня высадив, удирать от места высадки со скоростью звука, в ужасе оглядываясь, как бы я не начал их догонять…
49
чаевых (исп.)