Джейк
Шрифт:
Ремидос выходит за ними, от яркого солнца и непривычного чувства у неё жжет глаза.
Утром она находит белую полосу на своем левом запястье.
8.
Капсула для создания должна стать космическим кораблем. Она уже вычищена изнутри – манипуляторы постарались, отдирая куски органики от стен – и её гладкие металлические своды радуют взгляд Чи. Внутри яркими полосами размечены места для необходимых приборов-дополнений: серым – аппараты связи, зеленым – жизнеобеспечения, синим – для простейшего научного анализа.
Установлен
– Генератор кислорода, пока опытный образец. Подобные есть на космической станции древних. Мне нужно уменьшить его в несколько сот раз, чтобы уместить сюда, – Дхавал не выглядит расстроенным, это его стихия.
Ремидос не многое понимает в космических аппаратах, и видит вместо этого другое – место, где было создано их существо. Она вспоминает, как готовила этот проект, как загружала и проверяла с Разумом все начальные настройки, и не понимает – как. Как это могло произойти.
– Что насчет ракеты? – Гонзало спрашивает.
– Еще не идет речи о ракете, с ракетой проще, – отмахивается Дхавал, проверяя что-то в генераторе кислорода. – Древние запускали в космос сотни ракет.
И двигатели, и ступени придуманы до них, и капсула для существа – прибора, их надежды, их глаз и органов всех других чувств, больше, чем они могут уловить – единственное, что важно. Жан обходит очищенную капсулу по периметру – на самом деле, он тоже не слишком разбирается в космосе.
– Зэмба, ты связывался с космонавтами? – он спрашивает.
– Конечно. Я отправил им размеры нашей капсулы, они посмотрят, на чем это запустить, – Зэмба хмыкает и качает головой. – В целом, они очень скептичны.
– Неважно.
Жан вздыхает, ему с каждым днём все труднее дается самоуверенность.
Они продолжают осматривать капсулу, и не то чтобы сильно уверены в успехе. У них больше нет выбора. Чи рассказывает им о материале, который будет задействован для внешней оболочки, когда вдруг звучит сирена.
Команда давно не знает, для чего был создан этот звук, но знает инструкции – бежать; без паники; Разум высвечивает красные стрелки вместо зеленых, указывая путь. Стрелки ведут в сад.
Снаружи нет стен, нет указателей, но дорогу найти просто – они слышат сигналы и жужжание растерянных манипуляторов. Манипуляторы кружатся вокруг чего-то на земле, и Ремидос знает, не видя. На земле лежит их прибор. Касим прибегает первым и отшатывается, Гонзало – вторым – но встает перед ним, не ближе.
Когда добегает Ремидос, она понимает, почему.
Прибор лежит в непривычной, скорченной позе, и трава вокруг него пропитывается его густой, темно-красной субстанцией – той, что, по гипотезе Ремидос, заменяет ему все жидкости охлаждения, смазки и проводники. Его отросток – его нога – сломана, испорчена так очевидно, что безнадежно, что Дхавал отшатывается, добегая, что Чи отворачивается и жмурится, что Ремидос смотрит и не может отвести взгляд.
– Он упал, – тараторит Касим, просматривая запись Разума. – Пытался забраться на дерево, но что-то случилось, и он лежит здесь, и манипуляторы даже не трогают его, и…
– Уйди, – Жан обрезает.
Из ноги прибора видны мягкие, белесые, покрытые склизкой жижей трубки, отдаленно напоминающие людские экзоскелеты.
– В медотсек. В капсулу для регенерации.
Манипуляторы жужжат взволнованно, кружатся, не слушаясь команды, и не касаются прибора, даже когда Ремидос прикладывает к виску пальцы, усиливая сигнал. У них нет времени – даже встроенный сканер показывает отчетливо, повреждения всё необратимее с каждой секундой – и Жан опускается на колени и берет прибор сам.
Он держит его бережно, не обращая внимания на красную жижу, и идет в медотсеку осторожно и быстро. На команду он даже не оглядывается. Никто не идет за ним.
Ремидос чувствует волну, поднимающуюся от живота – отголоском чьих-то чужих, диких ощущений – и как волна эта сжимает горло, бьется в ноздри, кружит голову – так отчетливо, что она готова упасть. Она зажимает горящий красным датчик Разума на запястье. Манипулятор с успокоительной инъекцией растерян, слишком растерян и медлителен сейчас, и она всё еще видит перед глазами неприкрытую органику, эти хрупкие белые трубки и куски мяса.
Хуже, чем когда он только был создан, не прикрытые даже тонкой оболочкой кожи.
Суть его выпирает сквозь любые оболочки.
Он плоть.
***
Прибор не включается после падения – ни к вечеру, ни на следующий день. Капсула для регенерации работает круглосуточно, и процессы разложения останавливаются, но не идут вспять. В капсуле, выключенный, прибор особенно схож с человеком – на экране видны его трубки, которые можно было бы принять за части экзоскелета, мягкие мешки органики, подобные электрическим органам людей, отростки рук и ног.
Ни одна рана человека не затягивается больше суток.
Ремидос не оставляет наблюдательный пост у капсулы с регенерацией – в этом нет необходимости, манипуляторы бы справились, нет ничего внимательней Разума, но – ей хочется знать. Она сама следит за показаниями на экране, и они не меняются. Первые несколько дней Жан и Дхавал сидят с ней, но скоро находят более осмысленные занятия.
Биологам редко дают вести свои проекты, но – Жан настаивал.
Ремидос пересматривает все базы Разума по несколько раз, каждый день меняя настройки регенерации хоть немного – интенсивнее или, наоборот, мягче и глубже, затрагивая внутренние ткани. Для человека его повреждения были бы смешны, но плоть не реагирует. Для человека Ремидос бы пробовала разную силу восстановительных волн, перебрала бы каждое из сочетаний соединения ткани – и хоть одно бы сработало, их не так много для людей.
Нужно ему сочетание она подобрать не может.
Жан не спрашивает и не корит её.
На вторую неделю они перестают ждать.
Завтраки их безрадостны, и, судя по прогнозам Амуна, темная материя разрывает на каждый завтрак с полсотни планет. Ремидос не хочется вкусов, и её любимый фиолетовый напиток стоит нетронутый. Никто за столом не наслаждается вкусами больше.
– Какой он оказался хрупкий, – говорит Дхавал, и голос его даже можно назвать нежным. – Как жаль.
Он отодвигает от себя тарелку с кубиками вкусов, но не уходит. Его дело – строительство капсулы, снова – больше не имеет значения.