Джейк
Шрифт:
– Придется начинать всё сначала, – расстраивается Гонзало.
– Не стану врать, что мне жаль, – грубо бросает Чи.
Дхавал смотрит на него, даже дергается было – ответить колкостью, но Касим кладет руку на его плечо, и он молчит. Зэмба стучит пальцами по столу, задумчиво, и он тот, кто должен сообщить об их неудаче остальным группам. Ему приходится думать дальше.
– Теперь очередь Гонзало предлагать новый проект, – напоминает он, потому что за новостью о неудаче должна следовать новость об исправлении.
Гонзало не радуется возможности проявить себя, но Ремидос знает – то же
Амун молчит.
Ремидос не должна, но – она чувствует облегчение.
Ремидос вздыхает и закрывает глаза.
Жан говорит:
– Нет.
Жан говорит резко, даже зло – с момента создания прибора он стал жестче. Никто не знает, почему, но Ремидос знает. Она вспоминает голос Разума – холодный и ровный, "Нет", – сказал он.
– Не будет нового проекта. Мы должны восстановить этот прибор. Именно этот.
Его редко видят таким, и Чи спрашивает встревожено, встревожено всерьез:
– Почему нет?
– Потому что я сказал нет.
В первый миг Ремидос удивляется, почему Жан не хочет рассказать всем о том, что сказал Разум, но Разум вибрирует на её запястье – тепло, успокаивающе, напоминая о своем присутствии, и она понимает. Жан не должен делать темную материю еще ближе. Их последняя попытка, слишком поздно для еще одной – Жан не должен им говорить.
Дхавал не понимает, хотя он тоже привязался к этому созданию. Он предлагает:
– Мы можем перестроить капсулу обратно. Мы можем сделать новый такой же. Мы наверняка можем модифицировать его начальные параметры, сделать покрепче, можем…
– Я просмотрел параметры, которые передавала Разуму Ремидос, – подхватывает Гонзало, и Разум проецирует перед ними её цифры. – Если заменить пару исходных данных, то…
Слова их звучат разумно, отказ от них – безумием. У них просто не хватит времени, и Ремидос молчит. Жан прикрывает глаза на миг – советуясь с Разумом или успокаиваясь, и отвечает ровно – голос его отдалено напоминает голос Разума, полный холода и металла.
– Мне неинтересно. Вы его восстановите. Ремидос, ты его восстановишь.
Ремидос встает и выходит из столовой.
Она проходит медотсек и отключает капсулу для регенерации.
Капсула издает писк, переставая работать – не рассчитана на ручное выключение, и слегка гудит прежде, чем выключиться полностью. Створки ее раскрываются, показывая прибор. Ремидос надевает перчатки, открывает капсулу и берет прибор руками.
Она выключила обоняние и звук, выставила настройки зрения на минимум возможного, чтобы видеть неярко, но четко. Она выбрала самые прочные перчатки, которыми можно мешать кислоту. Она старается не смотреть, не думать о том, что видит и что собирается сделать.
Подумай, осмысли – и она остановится. Создание больше не сочится бурой жижей, но ломаные трубки никуда не делись, куски мяса видны там, где порвана оболочка кожи – уже разлагающаяся, склизкая плоть, мало чем отличимая от гноя. Даже с минимальными настройками, даже в перчатках – есть хочется скорее оторвать и сжечь свои руки.
У биологов тоже есть инстинкты, память рук, не доступная даже Разуму.
Ремидос до ужаса хочется
Манипуляторы убирают все другие приборы с большого белого стола медотсека – Ремидос делает лишь одну, иную операцию, не пользовалась столом десятки лет, но каждое её движение отчего-то уже знает её тело. Она кладет на стол их создание – гораздо легче, чем она могла представить, в нём почти нет его противоестественной пульсации. Манипулятор подкатывает ей столик с инструментами, Ремидос берет тонкий острый лист металла – скальпель, вспоминает она позднее – и сжимает в руках. Не знанием – инстинктом – она разрезает кожу прибора сильнее, раскрывая гноящуюся плоть.
Манипулятор подает ей пропитанные раствором тампоны – и она очищает его трубки и оставшуюся плоть; руками. Разум помогает ей, перед глазами просвечивая не рваную кожу – под ней видно положение трубок. Разум заботливо снижает ей зрение сильнее, пока Ремидос не мотает головой, прося прекратить – перед глазами её остаются с трудом различимые цветные пятна. Вставляет новые пластины и зашивает плоть она почти на ощупь.
Кажется, она не успевает сделать это до конца, и её работу завершают манипуляторы – они быстро учатся, однажды увидев. Ремидос обессилено опускается на пол и чувствует, как её сознание полностью угасает. В себя она приходит только следующим утром, встав из своей капсулы для сна.
На следующее утро капсула для регенерации фиксирует начавшееся восстановление прибора.
Как и положено исследователю – Ремидос идет дальше. Она заменяет его нижние мягкие трубки на еще незаконченные образцы Чи, то, что должно было стать подобием людского экзоскелета.
На год раньше срока.
Они не вырастут вместе с ним, но оставляют возможность для изменений, ведь можно править их позже. Каждый раз, когда плоть вырастет на несколько сантиметров и будет отчетливо другого размера – разрезая её, вырывая трубки, чтобы вживить другие. Много раз, пока он не достигнет финальной формы – достаточно для того, чтобы довести совместимость до идеала.
Экзоскелет почти не приходится модифицировать.
9.
Манипуляторы не дают прибору выбираться из капсулы – Ремидос предполагает, что временно, пока не восстановилась его нога. Процесс этот в разы дольше, чем для человека. Он садится, снова начинает издавать звуки, есть и разлагаться – недолговечный, несовершенный, непрочный. К счастью, он больше не произносит слов.
Дхавал приходит, смотрит, как он присасывается к трубке, хмыкает, качая головой, и в голосе его восхищение и нежность. Гадливость размывается тенью от света.
– Надо же, – говорит он. – Крепче, чем мы думали.
– Гораздо крепче, – соглашается Чи, и его злит это, но и вызывает уважение.
За последнюю неделю он подходил к прибору чаще, чем за всё время с его создания; Чи начинает думать, что органика стоит чего-то. Зэмба снимает прибор со всех сторон, в течение нескольких дней, чтобы разослать другим исследовательским группам. Касим присматривает за манипуляторами, чтобы те не отходили от капсулы регенерации.
Ремидос приходит в кабинет к Жану перед сном, и он гладит её спасшие руки.