Джейк
Шрифт:
– Это идея биолога, – зачем-то говорит Амун, отступая в сторону.
Жан его не поправляет.
Ремидос встает прямо – так ровно, словно позвонки её скелета проржавели и не могут гнуться – и вынуждена отвечать за его слова.
– Есть вероятность, что нахождение животного ускорит регенерацию и рост прибора, – говорит она. – Стоит это проверить.
– Мы терпим одну органическую тварь, но, – Чи размахивает руками, с трудом подбирая слова. – Скоро весь дом будет заполонен ими! Я не могу больше видеть этот прибор.
Он говорит зло, истерично, но – он говорит не
– Я буду спать в медотсеке, в капсуле для регенерации, – решает Зэмба спокойно.
Не спрашивает разрешения биолога, хотя должен бы; он в медотсеке самый частый пациент.
– И я, – тут же присоединяется Чи.
Капсул для регенерации по четыре на каждой станции – более чем достаточно, никогда не использовалось одновременно больше двух. Но одну переделали в капсулу для прибора, и Гонзало говорит:
– Касим займет третью.
Касим кивает, соглашаясь, и его самый чувствительный нюх пыткой ощущает животное. Ни с одним из них Ремидос не спорит.
– Что вы думаете? – спрашивает Жан оставшихся.
Дхавал только пожимает плечами – он привыкает к новому.
– Это вроде как наше спасение, – он говорит. – Какое бы ни было.
Гонзало смотрит на Ремидос и произносит:
– Лучше бы ты оказалась права.
Перед сном Ремидос лично отводит собаку назад, в кабинет Амуна. Она посылает команду манипулятору, тот берет животное и едет за ней следом. Манипуляторы и так знают каждый угол на станции, но – она должна проследить, иррациональным, диким беспокойством. Собака дергает хвостом и поскуливает на руках манипулятора. Она снова тянется к Ремидос, дергая носом, Ремидос идет быстрей, но и манипулятор быстрей едет следом. На ночь они оставляют собаку в кабинете Амуна, в той же небольшой комнате, откуда она вышла.
Комната эта идеально-бела.
Больше им не нужно одобрения всей команды, они слишком далеко зашли.
Целыми днями – Ремидос наблюдает за ним, записывая его реакции, замеряя структуру плоти.
Трубки экзоскелета сперва отторгались – Ремидос даже думала, что придется вынимать их и модифицировать материал; но даже Чи признает – их прибор куда крепче, чем должен бы. Прибор каждым днём это подтверждает.
Собака бегает вокруг во время её наблюдений, виляя хвостом, оставляя шерсть, и Ремидос учится смотреть на неё без дрожи. У их создания нет ни хвоста, ни шерсти, – отмечает про себя Ремидос. Отличие не только в этом, а в чем-то более сложном, на уровне связей внутри органики, как внутренности человека отличаются от внутренностей манипулятора. Собака лишь грубая подделка.
Благодаря собаке или нет – прибор снова начинает ходить спустя неделю.
В тот день Ремидос просыпается первой и видит, как прибор стоит у входа в их спальню.
Он заметно вырос, уже почти достигая пояса – может, это влияние животного, может, рост нестабилен, может, последствия поломки, может, она просто не успевает заметить, как же он быстро растет. На нём облегающий серо-голубой комбинезон, как тот, что надет на людях.
Жан словно этому рад.
10.
Теперь прибор ест с их стола, один за другим сметая кубики вкусов – чавкая, обливаясь слюной, как животное. Им и так непросто было завтракать, когда прибор крутился в столовой с ними, пусть и под присмотром манипуляторов – его невозможно не слышать, не замечать.
Жан сам первым протянул ему кубик своего вкуса – янтарно-золотой, и Ремидос до сих пор не без содрогания смотрит, как рука человека касается руки существа. Прибор проглотил вкус полностью, не пытаясь распробовать, и с тех пор требует вкусы снова и снова – манипуляторы еле успевают забирать их из репликатора. Прибор ест с ними – больше, чем все они, набивая утробу, всё равно присасываясь к трубке с питанием, он жрёт и жрёт ненасытно, и это только дело времени – он сядет и за стол.
– Дж'эан, – говорит оно снова.
Чи встает и выходит из столовой, но Жан даже не отрывает от прибора глаз.
Ремидос приходит к Амуну, хоть ненавидит его тёмный кабинет и его черные глаза.
Амун встречает её. Амун знал, что она придет.
– Расскажи мне больше о таких приборах, – просит Ремидос. – Что еще есть о них в памятниках древних?
Амун пожимает плечами и садится, жестом предлагая ей сесть напротив. Ремидос остается стоять.
– Мне кажется, наша гипотеза о животных верна. Я нашел еще запись.
Амун щелчком включает проекцию записи, и Ремидос морщится от внезапного яркого света, а потом смотрит. Ремидос смотрит, как уродливый, бесполезный прибор бежит по траве за собакой, падая и спотыкаясь. Он хохочет, пытаясь поймать её хвост. Он выглядит издевательски человечным, и она резко дергает рукой, выключая запись и прекращая эту насмешку. Они уже видели изображения.
– Да, похоже. Но это мы уже знаем. Почему он поедает вкусы?
– Потому что он мимикрирует. Мы же согласились.
– Есть что-нибудь в памятниках древних об этом?
Амун снова пролистывает изображения с приборами, они уже видели, и Ремидос не может присматриваться. Это его специальность, и Амун заключает:
– Это не противоречит гипотезе.
Ремидос и сама не знает, зачем пришла, она хочет спросить – и не знает. Амун рассматривает её – сперва с вопросом, потом – заинтересованно, а потом резко встает и подходит, вглядываясь в её глаза. Он так близко, что Ремидос не может ни отвернуться, ни молчать.
– Ему нужно столько питания, – сознается она тихо. – Куда больше, чем я предполагала.
– Он чудовище, верно? – спрашивает Амун понимающе, с вкрадчивой улыбкой.
Он попадает в цель. Ремидос все-таки отводит взгляд, неудобно поворачивая голову.
– Жан не замечает этого. Почему?
– Я не знаю, – отвечает Амун так, словно знает, на самом деле. – Может, прибор уже работает. Как ты думаешь?
Она хочет разломать прибор, выкорчевать, как пытался Чи – капсулу с ним в их спальне. У него не получилось. Ремидос сплетает пальцы и чувствует, как пластик экзоскелета скрипит.