Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 9
Шрифт:
— Мне все равно, безнадежен он или нет. Все это слишком ужасно. Провидение обанкротилось.
— Что ты, детка!
— Слишком уж свысока оно на нас смотрит. Может, и есть какой-нибудь вечный промысл, но мы для него — просто козявки.
— Тебе надо хорошенько выспаться, детка.
— Да. Но это ничего не изменит.
— Не распускайся, Динни; от этого портится характер.
— Не вижу никакой связи между верой и характером. Разве я стану вести себя хуже оттого, что больше не верю в провидение или загробную жизнь?
— Но, Динни…
— Напротив, я стану вести себя лучше; если я человек порядочный, то это потому, что порядочность сама по себе хороша, а не потому, что мне за это воздастся.
— Какая может быть порядочность, если нет бога?
— О моя дражайшая и премудрая мать, я же не говорю, что бога нет. Я только сказала, что его промысл очень далек от нас. Разве ты не слышишь, как он говорит: «Да, кстати, этот шарик под названием Земля — он все еще вертится?» И какой-нибудь ангел ему отвечает: «Конечно, сэр, вертится, и довольно проворно». — «Позвольте-ка, он, наверно, совсем уж мехом порос. Помните, там еще развелся такой микроб… хлопотун…»
— Динни!
— «Ах да, сэр, вы имеете в виду человека?» — «Вот-вот, кажется, мы его так и назвали».
— Динни, какой ужас!
— Нет, мама, если я человек порядочный, то это потому, что порядочность придумали люди для блага самих людей; точно так же, как красоту создали люди себе на радость. Мамочка, я, наверно, ужасно выгляжу. У меня совсем глаза слипаются. Пойду, пожалуй, прилягу. Сама не знаю, почему я так разволновалась. Наверно, оттого, что я никак не могу забыть его лицо.
И с подозрительной поспешностью Динни повернулась и вышла.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Тот, кому возвращение Ферза причинило столько горя, в душе обрадовался его бегству. Этой радости не могло испортить Адриану даже то, что он сам взялся положить ей конец и вернуть беглеца. В такси по дороге к Хилери Адриан напряженно раздумывал, как ему разрешить эту задачу. Боязнь огласки мешала ему действовать обычными и прямыми путями — обратиться в полицию, объявить по радио, в газете. Все это привлекло бы к Ферзу слишком много внимания. Какие же средства оставались в его распоряжении? Ему казалось, что ему нужно решить кроссворд, а он, подобно другим высокоинтеллигентным людям, немало их разгадал на своем веку. Из рассказа Динни было неясно, в котором часу Ферз ушел из дома, а чем дольше откладывать поиски тех, кто мог заметить его возле дома, тем меньше надежды их найти. Повернуть такси и возвратиться в Челси? Но Адриан продолжал ехать в Луга, повинуясь скорее внутреннему чутью, чем логике. Он привык обращаться в трудную минуту к Хилери, да и вообще в таком деле ум хорошо, а два лучше. Адриан подъехал к дому священника, так ничего и не придумав, и решил только порасспросить о Ферзе на Набережной и на Кинг-Род. Было еще рано — начало десятого, и Хилери читал полученные утром письма. Выслушав брата, он вызвал в кабинет жену.
— Давайте минуты три подумаем, — сказал он, — а потом обменяемся мыслями.
Они постояли перед горевшим камином, — мужчины курили, женщина нюхала осеннюю розу.
— Ну? — спросил наконец Хилери. — Что-нибудь придумала, Мэй?
— Вот что, — ответила, наморщив лоб, жена. — Если все так, как описывает Динни, надо сначала навести справки в больницах. Я позвоню в три-четыре приемных покоя, куда его могли привезти, если с ним что-нибудь случилось. Еще рано, и к ним вряд ли поступило много народу.
— Очень мило с твоей стороны: ты женщина находчивая и сможешь все узнать, не называя его имени.
Мэй пошла звонить.
— А ты, Адриан?..
— Есть у меня одна догадка, но я хотел бы сперва выслушать тебя.
— Что ж, — сказал Хилери, — мне пришли в голову две возможности. Во-первых, нужно узнать в полиции, не было ли сегодня утопленников. Во-вторых, — я думаю, что это вероятнее всего, — он мог напиться.
— Так рано ему негде купить вина.
— А в гостинице? Деньги у него есть.
— Согласен, если моя догадка тебе не понравится, поищем в гостиницах.
— Ну?..
— Я пытался поставить себя на место этого бедняги. Мне кажется, если бы я почувствовал себя обреченным, я сбежал бы в Кондафорд, — может быть, не в самую усадьбу, а в ее окрестности, туда, где мы играли мальчишками, туда, где я жил, прежде чем на меня обрушилась судьба. Раненое животное уползает в свою нору.
Хилери кивнул.
— А где его дом?
— В Западном Сассексе, — у самой гряды Меловых холмов, на их северном склоне. Станция Петуорт.
— А! Знаю эти места. Перед войной мы с Мэй часто бывали в Бигноре и исходили пешком всю округу. Давай попытаем счастья на вокзале Виктория и узнаем, не садился ли в поезд кто-нибудь похожий на Ферза. Но сперва выясним в полиции насчет утопленников. Я могу сказать, что пропал кто-то из моих прихожан. Какого он роста?
— Выше среднего, широкие плечи, большая голова, широкие скулы, тяжелый подбородок, темные волосы, серо-голубые глаза; костюм и пальто синие.
— Хорошо, — сказал Хилери, — позвоню в полицию, как только Мэй освободит телефон.
Оставшись один у горящего камина, Адриан погрузился в раздумье. Он читал детективные романы и знал, что следует французскому индуктивному методу, построенному на психологической догадке, тогда как Хилери и Мэй пытались решить задачу по английской системе, путем последовательного исключения одной возможности за другой, — чудесная система, но разве у них есть время ждать чуда? В Лондоне человек может исчезнуть, как иголка в стоге сена; а необходимость избегать огласки связывает им руки. Он с нетерпением ждал, что выяснит Хилери. Какая странная ирония судьбы, — он, именно он боится услышать, что несчастный Ферз утонул или попал под машину, а Диана стала свободной!
Адриан взял со стола Хилери расписание поездов. Поезд в Петуорт ушел в 8.50, следующий пойдет в 9.56. Времени почти не остается. Он сидел как на иголках, поглядывая на дверь. Торопить Хилери глупо — он мастер беречь время.
— Ну? — спросил Адриан, когда отворилась дверь.
Хилери покачал головой.
— Ничего! Ни в больницах, ни в полиции. Никуда его не привозили, нигде о нем не слышали.
— Тогда поехали на вокзал, — сказал Адриан, — поезд уходит через двадцать минут. У тебя есть сейчас время?