Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 9
Шрифт:
— Он такой рассеянный; и от него остались кожа да кости. Конечно, мне не следует этого говорить, но, по-моему, пусть берет ее поскорее.
— Я тоже так думаю, тетя.
— А он не хочет.
— Может, не хочет она?
— Оба они не хотят; вот я и не знаю, как тут быть. Ей же сорок.
— А сколько дяде Адриану?
— Он у нас самый маленький, если не считать Лайонела. Мне пятьдесят девять, — решительно заявила леди Монт. — Я-то помню, что мне пятьдесят девять, а твоему отцу шестьдесят! Твоя бабушка, верно, очень тогда торопилась, рожала нас одного за другим. А как ты смотришь на то, чтобы рожать детей?
Динни спрятала смешинку в глазах.
— Что же, для женатых, пожалуй, неплохо — в меру, конечно.
— Флер ожидает второго в марте; скверный месяц… так неосторожно! А когда ты собираешься замуж?
— Когда отдам кому-нибудь свое юное сердце, — никак не раньше.
— Вот это разумно. Только не за американца. Динни едва не вспылила, но улыбнулась.
— Зачем, скажи на милость, мне выходить за американца?
— Ничего нельзя знать заранее, — сказала леди Монт, срывая увядшую астру, — все зависит от того, кто тебе подвернется. Когда я выходила замуж за Лоренса, он мне все время подвертывался.
— И сейчас все еще подвертывается, да?
— Не язви.
Леди Монт замечталась, и шляпа ее как будто стала от этого еще больше.
— Кстати о браках, тетя Эм, — мне хочется найти невесту Хьюберту. Ему нужно рассеяться.
— Твой дядя, — заметила леди Монт, — наверно, скажет: чтобы рассеяться, нужна балерина.
— Может, у дяди Хилери есть балерина, которую он может порекомендовать?
— Не дерзи, Динни. Я всегда говорю, что ты ужасно дерзкая. Но дай-ка подумать: была одна девушка… нет, она вышла, замуж.
— Может, она уже развелась?
— Нет. Как будто собирается, но это еще не скоро. Прелестное создание.
— Не сомневаюсь. Подумай-ка еще, тетя.
— Пчел разводит Босуэл, — заметила тетя Эм. — Они итальянские. Лоренс называет их фашистками.
— Черные рубашки, и никаких угрызений совести. Ужасно энергичные.
— Да, все летают, летают, а чуть что — ужалят, если ты им не нравишься. Меня пчелы любят.
— У тебя одна на шляпе. Снять?
— Стой! — воскликнула леди Монт, откинув назад шляпу и слегка приоткрыв рот. — Нашла!
— Что?
— Джин Тасборо, дочь здешнего священника… семья очень хорошая. Денег, конечно, ни гроша.
— Совсем ни гроша?
Леди Монт покачала головой, и шляпа ее заколыхалась.
— Такие никогда не бывают богатыми. Хорошенькая. Похожа на тигрицу.
— А можно мне на нее посмотреть? Я примерно знаю, что Хьюберту понравится.
— Я приглашу ее ужинать. Они плохо питаются. У нас была уже одна Тасборо. Кажется, при короле Якове; так что она нам какая-то пятиюродная. Там есть еще и сын; на флоте; вполне разумный, и усов нет. Он сейчас дома, в отписке.
— В отпуске, тетя Эм.
— Так и знала, что это не то слово. Будь добра, сними у меня со шляпы пчелу.
Динни сняла носовым платком с большой шляпы маленькую пчелку и поднесла платок к уху.
— Я все еще люблю слушать, как они жужжат, — сказала она.
— Позову и его, — ответила леди Монт, — его зовут Алан, очень милый мальчик. — Она посмотрела на волосы племянницы. — По-моему, это цвет мушмулы. Говорят, у него есть будущее, только не знаю какое. Взлетел на воздух во время войны.
— Но, надеюсь, спустился обратно?
— Да; ему даже за это что-то дали. Говорит, теперь на флоте очень душно. Все какие-то углы, колесики, вонь. Он тебе сам расскажет.
— Вернемся к девушке, тетя Эм; в каком смысле она тигрица?
— Понимаешь, когда она на тебя смотрит, ты так и ждешь, что из-за угла появится тигренок. Мать умерла. Джин прибрала к рукам весь приход.
— Она приберет к рукам и Хьюберта?
— Нет, но уж, конечно, всякого, кто захочет прибрать к рукам его.
— Это, пожалуй, подойдет. Хочешь, я отнесу ей записку?
— Пошлю Босуэла и Джонсона. — Леди Монт поглядела на часы. — Нет, они пошли обедать. Всегда проверяю по ним часы. Пойдем сами, Динни; тут всего четверть мили. В этой шляпе очень неудобно?
— Напротив.
— Тем лучше; мы можем выйти здесь.
Пройдя в дальний конец тисовой рощи, они спустились по ступенькам на длинную, поросшую травой аллею и, миновав калитку с турникетом, вскоре оказались у дома священника. Спрятавшись за тетиной шляпой, Динни поднялась на крыльцо, увитов плющом. Дверь была отворена, и полумрак обшитой панелями прихожей, где пахло душистым горошком и старым деревом, гостеприимно приглашал войти в дом. Оттуда послышался женский голос:
— Ала-ан!
Мужской голос ответил:
— Что-о?
— Ничего, если обед будет холодный?
— Тут нет звонка, — сказала леди Монт, — давай похлопаем в ладоши.
Они дружно похлопали.
— Кого там несет?
В дверях появился молодой человек в серых фланелевых брюках. У него были темные волосы, широкое загорелое лицо; серые глаза смотрели прямо и зорко.
— Ах! — сказал он. — Леди Монт… Эй, Джин!
Потом, поймав взгляд Динни, выглядывавшей из-за огромных полей шляпы, он улыбнулся как истый моряк.
— Алан, можете вы с Джин прийти к нам сегодня ужинать? Динни, это Алан Тасборо. Как вам нравится моя шляпа?
— Блеск, леди Монт.
В дверях появилась девушка; она была словно литая, двигалась легкой, пружинистой походкой. Коричневый джемпер без рукавов и такая же юбка под цвет смуглым рукам и щекам. Динни поняла, что хотела сказать леди Монт. Лицо с широкими скулами и точеным носом сужалось к подбородку; из-под длинных черных ресниц глядели прямо вперед и словно светились глубоко посаженные зеленовато-серые глаза; темно-каштановые стриженые волосы обрамляли низкий, широкий лоб. «Ишь ты какая», — подумала Динни. Девушка улыбнулась, и у Динни внутри что-то дрогнуло.