Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 9
Шрифт:
Ферз мало изменился: немного пополнел, выглядел спокойнее, в волосах прибавилось седины — вот и все. Одет он был щегольски, как и всегда, держал себя уверенно, глаза его… но вот глаза-то…
— Да, — сказал Ферз, словно прочитав его мысли, — конечно, вам меня жаль, но вы хотели бы, чтобы я умер. Да и кто бы не хотел? Вольно мне было свихнуться. Но теперь я в здравом уме, Черрел, имейте это в виду.
В здравом уме? Да, он казался совсем нормальным. Но сможет ли он выдержать хоть малейшее нервное напряжение?
Ферз заговорил снова:
— Все вы думали, что у меня это навсегда. Месяца три назад я стал поправляться. Когда я это понял, я никому ни гугу. Те, кто к нам приставлены, — в голосе его зазвучала горечь, — ни за что не хотят поверить, что ты выздоровел, и если бы это зависело от них, мы бы вовсе не выздоравливали. Им это, понимаете, невыгодно. — И глаза Ферза, сверля собеседника, казалось, добавляли: «И вам и ей тоже». — Вот я и ни гугу. У меня хватило силы воли, выздоровев, притворяться три месяца. Только с неделю, как я дал им понять, что могу отвечать за свои поступки. Им нужно куда больше недели, чтобы они решились написать об этом домой. А я не хотел, чтобы они писали домой. Я хотел приехать прямо сюда такой, как я есть. Я не желал, чтобы Диану или кого бы то ни было предупреждали. И должен был проверить себя, что я и сделал.
— Ужасно! — чуть слышно прошептал Адриан. Ферз снова впился в него глазами.
— Вы были влюблены в мою жену, Черрел, и все еще ее любите. Ну, и как?
— По-прежнему мы только друзья, — ответил Адриан.
— Так я вам и поверил.
— Воля ваша. Но мне нечего больше сказать, разве только одно: как и всегда, я думаю прежде всего о ней.
— Так вот почему вы здесь?!
— Боже мой, разве вы не понимаете, какое это будет для нее потрясение? Неужели вы не понимаете, что она вынесла в свое время? Неужели вы думаете, что она это забыла? Разве не разумнее будет по отношению к ней, — да и к вам тоже, — если вы поедете, ну хотя бы ко мне, и на первый раз встретитесь с ней там?
— Нет; я встречусь с ней здесь, в моем собственном доме.
— Здесь она прошла через ад. Может, вы и правильно сделали, скрыв свою поправку от врачей, но вы, безусловно, не правы, если собираетесь так ошеломить Диану.
Ферз яростно взмахнул рукой.
— Вы не хотите меня к ней пускать!
Адриан опустил голову.
— Допустим, — мягко произнес он. — Но, послушайте, Ферз, вы ведь можете понять положение не хуже меня. Поставьте себя на ее место. Вообразите, что она входит — как может войти сейчас каждую минуту — и неожиданно видит вас, ничего не подозревая о вашем выздоровлении; а ведь ей нужно время, чтобы в него поверить, после всего, что еще так свежо в ее памяти. Ведь вы же сами себя режете.
Ферз застонал.
— Но я наверняка себя зарежу, если спасую… Вы думаете, я сейчас кому-нибудь верю? Попробуйте сами… попробуйте пожить там четыре года, сами увидите! — Глаза его окинули комнату. — Попробуйте все время находиться под надзором, как набедокуривший мальчишка. Последние три месяца, совсем уже здоровый, я насмотрелся, как их там лечат… Если уж собственная жена не поверит, что я в здравом уме и твердой памяти, — чего мне ждать от других?
Адриан подошел к нему.
— Спокойней! — сказал он. — Вы делаете ошибку. Только она и знала вас в самые худшие минуты. Для нее все это сложнее, чем для кого бы то ни было.
Ферз закрыл лицо руками.
Адриан ждал ответа, бледный от волнения; но, когда Ферз отнял руки от лица, Адриан не смог вынести его взгляда и отвел глаза.
— Одиночество! — сказал Ферз. — Попробуйте свихнуться, Черрел, тогда вы будете знать, что такое полное одиночество до конца ваших дней.
Адриан положил руку ему на плечо.
— Послушайте, дружище, в моей берлоге есть свободная комната, переезжайте ко мне, пока все не наладится.
Внезапно лицо Ферза исказилось; он бросил острый, недоверчивый взгляд на Адриана, но тут же успокоился, в глазах его мелькнуло выражение благодарности, ее сменила горечь, наконец он опять смягчился.
— Вы всегда были порядочным человеком, Черрел; но нет, спасибо… не могу. Я должен остаться здесь. И у зверя есть нора, — моя нора здесь.
Адриан вздохнул.
— Что ж, хорошо; тогда подождем ее. Вы уже видели детей?
— Нет. Они меня помнят?
— Не думаю.
— Они знают, что я жив?
— Да. Они знают, что вы больны и в отъезде.
— А про это?.. — Ферз коснулся своего лба.
— Нет. Давайте поднимемся к ним?
Ферз покачал головой, и в этот миг Адриан увидел в окно, что идет Диана. Он спокойно направился к двери. Что делать, что ей сказать? Он уже взялся за ручку, но Ферз оттолкнул его и прошел в холл. Диана отперла дверь своим ключом. Адриан увидел, как мертвенно побледнело ее лицо под маленькой шляпкой. Она прислонилась к стене.
— Не волнуйтесь, Диана, — поспешил сказать Адриан и распахнул дверь в столовую.
Она оторвалась от стены и прошла мимо них в столовую; Ферз шагнул за ней.
— Если я вам понадоблюсь, я буду здесь, — сказал Адриан и закрыл за ними дверь.
Муж и жена стояли друг против друга, тяжело дыша, словно пробежали сто ярдов, а не прошли всего три.
— Диана! — сказал Ферз. — Диана!
Казалось, она лишилась дара речи, и он повысил голос:
— Я совсем здоров. Ты мне не веришь? Она опустила голову и продолжала молчать.
— Неужели у тебя не найдется для меня ни слова?
— Это… это от неожиданности,
— Я вернулся совершенно здоровым. Я здоров уже три месяца.
— Я рада… так рада.
— Боже мой! Ты все такая же красивая.
Он вдруг схватил ее, крепко прижал к себе и стал жадно целовать. Когда он ее отпустил, она упала на стул, задыхаясь и глядя на него с таким ужасом, что он закрыл лицо руками.
— Рональд… я не могу… не могу, чтобы все было, как раньше. Не могу… не могу!
Он бросился перед ней на колени.
— Я не хотел тебя пугать. Прости меня!
В полном изнеможении оба встали и отошли друг от друга.
— Нам надо поговорить спокойно, — сказал Ферз.
— Да.
— Ты не хочешь, чтобы я жил здесь?
— Это твой дом. Поступай так, как тебе будет лучше.
У него опять вырвалось нечто похожее на смех.
— Для меня будет лучше, если и ты и все остальные станете относиться ко мне так, будто со мной ничего не случилось.
Диана молчала. Она молчала так долго, что у него снова вырвался тот же странный смешок.