Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 9
Шрифт:
— Он постоянно их мучил.
— Постоянно? — повторил маркиз. — Кое-кто полагает, что владельцы боен и Зоологическое общество тоже мучают животных, но я что-то не слышал, чтобы их там били. Как видите, на вкус и на цвет товарищей нет. Дайте-ка подумать, чем я могу помочь. Скажите, Монт-младший, Бобби в городе?
— Да, маркиз. Вчера я видел его в Кофейне.
— Я позову его завтракать. Если не ошибаюсь, он не разрешает детям заводить кроликов и держит собаку, которая кусается. Это, вероятно, то, что нам надо. Всякий, кто любит животных, с радостью изобьет всякого, кто их не любит. А теперь, прежде чем уйти, скажите-ка мне, Монт-младший, что вы об этом думаете?
Маркиз пошел в угол, взял прислоненный к стене холст и повернул его к свету. На нем была весьма приблизительно изображена раздетая молодая женщина.
— Это Стейнвич, — сказал маркиз. — Сможет она кого-нибудь соблазнить, а? Если ее повесить.
Сэр Лоренс вставил в глаз монокль.
— Школа продолговистов, — сказал он. — Вот что получается, маркиз, когда живут с высокими женщинами. Нет, соблазнить она никого не может, зато расстроит пищеварение, — зеленое тело, волосы цвета помидора, вся в кляксах. Вы ее купили?
— Да как вам сказать… — ответил маркиз, — но, говорят, она дорого стоит. А вы… вы бы случайно ее не взяли?
— Для вас, сэр, я готов на многое, но только не на это! Нет, — повторил сэр Лоренс и попятился, — только не на это!
— Я так и думал, — сказал маркиз, — а ведь говорят, в ней есть что-то динамическое! Ну, ничего не поделаешь. Мне нравился ваш отец, генерал, добавил он серьезным тоном, — и если слово его внука весит сейчас меньше, чем слово кучки погонщиков мулов, значит, мы дошли в Англии до такого альтруизма, что вряд ли выживем. Я вам сообщу, что скажет мой племянник. До свидания, генерал; до свидания, милый юноша, — шрам у вас ужасный. До свидания, Монт-младший, вы неисправимы.
Спускаясь по лестнице, сэр Лоренс взглянул на часы.
— Пока что, — сказал он, — все дело заняло у нас двадцать минут… ну, скажем, двадцать пять, считая дорогу. Таких темпов нет даже в Америке, а мы еще чуть было не приобрели в придачу продолговатую молодую женщину. А теперь в Кофейню, к Халлорсену! — Они свернули на Сент-Джеймс-стрит.
— Эта улица, — продолжал сэр Лоренс, — Мекка западного франта, как Рю-де-ла-Пэ — Мекка западной франтихи.
Он не без ехидства оглядел своих спутников. Вот образцовые экземпляры той породы, которая служит и предметом зависти и предметом насмешек в целом мире! На всем протяжении Британской империи мужчины, скроенные по их образу и подобию, трудятся и гоняют мячи во славу своей нации. Солнце никогда не заходит над людьми этой породы; история, взглянув на них, поняла, что их ничем не проймешь. Сатирики мечут в них свои стрелы, но стрелы эти отскакивают, словно от невидимой брони. «Эта порода, — думал сэр Лоренс, спокойно шествует через века, по всему земному шару; у нее нет тонкости в обхождении, она не блещет ни образованностью, ни силой, ни вообще чем бы то ни было, зато в ней живет скрытое, неистребимое убеждение, что она-то и есть соль земли»,
— Да, — сказал он на пороге Кофейни, — по-моему, это — пуп земли. Другие могут утверждать, что Северный полюс, Рим, Монмартр, а я говорю — Кофейня, самый старый и, судя по канализации, самый скверный клуб в мире. Пойдем мыть руки или, может, не будем доставлять себе напрасных мучений? Решено. Сядем здесь и подождем апостола заморской канализации. По-моему, он человек неугомонный. Жаль, что мы не можем стравить его с маркизом. Я бы поставил на старика.
— Вот и он, — сказал Хьюберт.
В низеньком холле самого старого клуба на свете американец казался особенно рослым.
— Здравствуйте, сэр Лоренс Монт… — произнес он, здороваясь. — А! Черрел! Генерал сэр Конвей Черрел? Считаю за честь познакомиться с вами, генерал. Чем могу служить, господа?
Он слушал рассказ сэра Лоренса, и лицо его все больше вытягивалось.
— Вот безобразие! — сказал он. — Этого я не допущу. Сейчас же пойду к послу Боливии. И, знаете, Черрел, я записал адрес вашего слуги Мануэля; дам телеграмму американскому консулу в Ла-Пас, чтобы тот немедленно взял у него письменное свидетельство, подтверждающее ваш рассказ. Неслыханная глупость! Вы меня извините, господа, но я не могу сидеть спокойно, пока не нажму на все педали.
И, кивком простившись со всеми, он исчез. Трое англичан снова сели.
— Да, старому Шропширу трудно будет с ним тягаться, — сказал сэр Лоренс.
— Так вот он какой, этот Халлорсен, — сказал генерал, — недурен.
Хьюберт не произнес ни слова. Он был тронут.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
По дороге к приходу святого Августина-в-Лугах встревоженные девушки долго молчали.
— Не знаю, кого из них больше жалеть, — сказала вдруг Динни. — Никогда раньше не представляла себе, что такое сумасшествие. Люди обычно либо смеются над ним, либо прячут подальше от глаз. А по-моему, это самое большое несчастье на свете, особенно когда у человека бывают минуты просветления и он сам это сознает.
Джин поглядела на нее с удивлением. Она привыкла, что Динни насмешница, а тут в ней вдруг мелькнуло что-то новое.
— Куда теперь?
— Свернем сюда, нам надо пересечь Юстон-роуд. Вряд ли тетя Мэй сможет устроить нас у себя. У нее наверняка живет какой-нибудь начинающий борец с трущобами. Ничего, если она не сможет, мы позвоним Флер. Жаль, что я раньше об этом не подумала.
Опасения Динни сбылись: в доме священника яблоку негде было упасть, тетя Мэй куда-то ушла, зато они застали дядю Хилери.
— Раз уж мы здесь, надо выяснить, согласится ли дядя Хилери вас окрутить, — шепнула Динни.
Хилери впервые за три дня улучил свободный часок и, скинув пиджак, вырезал из дерева модель ладьи викингов. Строить миниатюрные модели старинных кораблей было его любимым отдыхом, у него теперь не оставалось ни времени, ни сил, чтобы лазить по горам. Правда, излюбленное занятие требовало больше времени, чем всякое другое, а времени у него было меньше, чем у кого бы то ни было, но это его не останавливало. Он познакомился с Джин и, извинившись, продолжал заниматься своим делом.
— Дядя Хилери, Джин выходит замуж за Хьюберта, — сразу же заявила Динни, — и они не хотят дожидаться оглашения; вот мы и приехали спросить, не можешь ли ты их обвенчать.
Рука Хилери, державшая стамеску, застыла, глаза хитро сощурились и превратились в щелки.
— Боитесь передумать? — спросил он.
— Вовсе нет, — ответила Джин.
Хилери посмотрел на нее внимательнее. С двух слов и одного взгляда он понял, что перед ним девица с характером.
— Я знаю вашего отца, — сказал Хилери, — он не любит торопиться.