Джульетта
Шрифт:
– Ну, для чего им, черт побери, надувать брата Лоренцо?
– всплеснула руками Дженис.
– Он же просто мирная старая развалина. Разве что… - Она взглянула на меня, приподняв брови.
– …только у него есть доступ к чему-то, куда они хотят попасть. К чему-то важному. К чему-то ценному. Такому, как…
Я резко выпрямилась.
– Могиле Ромео и Джульетты?
Мы уставились друг на дружку.
– Сдается мне, - медленно кивнула Дженис, - что здесь есть связь. Когда мы говорили об этом у маэстро Липпи, я подумала, что ты с ума сошла. Но, похоже, ты попала в точку. Исправление
– В проклятии сказано «преклонить колени перед Пресвятой Девой».
– Ну и что?
– пожала плечами Дженис.
– Значит, статуя как-то связана с Девой Марией. Проблема в том, что им неизвестно точное место. Его знает только брат Лоренцо, поэтому он им нужен.
Некоторое время мы молчали, обдумывая варианты.
– Знаешь, - наконец сказала я, складывая палио.
– Мне кажется, он не в курсе.
– Кто?
Я взглянула на нее, краснея.
– Ну как кто… он.
– О Господи, Джулс!
– застонала Дженис.
– Прекрати защищать это дерьмо! Ты видела его с Умберто, и… - Она попыталась смягчить резкость в голосе, но это ей было внове и потому не очень хорошо получалось.
– …он пытался задержать тебя у ворот и требовал отдать им книгу. В курсе он!
– В этом случае, - сказала я, охваченная абсурдным желанием защитить и оправдать Алессандро, - он бы действовал по плану, а не… Ну, ты поняла.
– Занимался укреплением физических связей?
– чопорно подсказала Дженис.
– Именно, - кивнула я.
– Плюс он бы не удивился, когда Умберто отдал ему флакон… Да что там, он бы с самого утра пузырек в кармане таскал!
– Милая моя!
– Дженис оглядела меня поверх оправы несуществующих очков.
– Он вломился в твой номер, солгал тебе, украл мамину книгу и отдал ее Умберто. Он гнусный тип, и мне без разницы, что у него есть «петушок» и яйца и он знает, как их использовать. Все равно он, пардон муа за мой французский, ша нуар в мешке. Что касается твоей разлюбезной мафиозы…
– Кстати, о лжи и вторжении в мой номер, - перебила я, глядя на сестрицу в упор.
– Отчего ты мне сказала, что он разгромил мою комнату, если это сделала ты?
Дженис задохнулась:
– Что?!
– Будешь это отрицать?
– холодно спросила я.
– Что ты вломилась в мой номер и обвинила в этом Алессандро?
– Эй!
– заорала она.
– Он тоже туда лазал, ясно? Я твоя сестра! Я имею право знать, что происходит… - Она осеклась и притихла: - А как ты узнала?
– Он тебя тоже видел, и решил, что ты - это я, и мне приспичило спуститься по балкону.
– Он перепутал меня с… - У Дженис недоверчиво приоткрылся рот.
– Вот теперь я оскорблена! И серьезно!
– Дженис!
– резко сказала я, видя, что сестрица, как в былые дни, наглеет на глазах.
– Почему ты мне солгала? После всего случившегося я вполне могу понять, почему ты проникла в мой номер. Ты думала, я пытаюсь обманом завладеть твоей долей наследства?
– Ты догадалась?
–
Я пожала плечами:
– Не попробовать ли нам общаться начистоту для разнообразия?
Присутствие духа вернулось к Дженис мгновенно.
– Превосходно, - фыркнула она.
– Абсолютная честность, значит. Тогда, если ты не возражаешь, - она пошевелила бровями, - у меня есть несколько вопросов насчет прошлой ночи.
Подкупив провизии в деревенском магазине, мы провели остаток дня, осматривая дом и пытаясь узнать обстановку нашего детства. К сожалению, все было покрыто пылью и плесенью, в каждом куске ткани были дыры, проделанные каким-то животным, а мышиный помет был во всех возможных и невозможных трещинах. С потолка свисала паутина, плотная, как занавеска в душе, а когда мы открыли ставни на втором этаже, чтобы стало светлее, больше половины из них просто выпали из петель.
– Упс!
– сказала Дженис, когда очередная ставня с грохотом упала на землю, едва не задев «дукати».
– Похоже, пора заводить роман с плотником.
– Лучше с водопроводчиком, - поправила я, отряхивая с волос паутину.
– Или с электриком.
– Сама встречайся с электриком, - парировала Дженис.
– Заодно в голове кой-чего починишь!
Кульминация наступила, когда в углу за диваном мы увидели шаткий ломберный столик.
– Я тебе говорила?
– с вызовом сказала Дженис, осторожно его покачав, чтобы убедиться.
– Вот где он, дорогой мой!
К закату мы настолько продвинулись в уборке, что решили перенести наш лагерь на второй этаж, в комнату, где раньше был кабинет. Усевшись друг против друга за старым письменным столом, мы устроили ужин при свечах, состоявший из хлеба, сыра и красного вина, обдумывая дальнейшие шаги. Ни ей, ни мне не хотелось сразу возвращаться в Сиену, но в то же время мы понимали, что здесь сидеть нет смысла. Чтобы сделать дом годным для проживания, потребуются время и деньги для чиновников и ремонтников; даже если все получится, на что мы будем жить? Как беженцы, залезая все глубже в долги и гадая, когда же нас нагонит прошлое?
– По-моему, - сказала Дженис, наливая себе вина, - мы либо остаемся здесь, что невозможно, либо возвращаемся в Штаты, что позорно, либо отправляемся на поиски сокровищ; и посмотрим, что будет.
– Ты забываешь, - сказала я, - что книга сама по себе бесполезна. Нам нужен мамин блокнот, чтобы разгадать секретный код.
– Вот поэтому, - сестрица потянулась за своей сумкой, - я его и прихватила. Па-пам!
– Она положила блокнот передо мной.
– Еще вопросы?
Я расхохоталась.
– Слушай, по-моему, я тебя люблю.
Дженис изо всех сил сдерживала улыбку.
– Смотри, не форсируй отношения. Любимых полагается лелеять!
Положив рядом раскрытые блокнот и книгу, мы совсем скоро расшифровали код, который оказался и не кодом вовсе, а замысловато составленным списком номеров страниц, строк и слов. Дженис читала цифры на полях блокнота, а я листала «Ромео и Джульетту» и читала вслух отрывки и фрагменты послания, которое мама захотела оставить нам. В результате вышло вот что: