Джули отрешённый

Олдридж Джеймс

Я не понял, о чем он толкует. Но, наверно, он так говорил, исходя из своей причудливой вертикальной системы записи нот. И, думаю, он хотел сказать, что труба приспособлена для мелодии, а не для гармонии. Но я был польщен, что он пожелал хоть что-то мне пояснить. Я дал ему немного отдышаться – уж очень он скверно выглядел: не то устал, не то нездоров, и потом, станешь донимать его вопросами, пожалуй, повернется и уйдет. Танцоры разбрелись по уголкам потемней, они хоть и ворчали, но примирились с перерывом, а джазисты остались сидеть на своих местах, словно ждали, чтоб вернулся Джули.

– Знаешь, Джули, – сказал я по старой привычке тоном обвинителя, – не на тех ты инструментах играешь (мысль эта пришла мне в голову, пока я его слушал). – На них ты просто даром тратишь время.

Он только молча на меня взглянул.

– А на пианино ты не пробовал? – спросил я.

Джули пожал плечами, покачал головой.

– А почему?

– В пианино я ничего не понимаю, – ответил он.

– Так разберись, – сказал я. – Это единственный инструмент, который даст тебе все, что нужно.

– А мне ничего не нужно.

– Еще как нужно. Если ты по-прежнему хочешь сочинять музыку на свой лад, это можно только на пианино. Понимаешь ли…

Наверно, это была дурацкая затея. Где Джули достать пианино? У «Веселых парней» пианино было, но ведь Джули оно понадобилось бы совсем не для того.

– Тебе Скребок последнее время не попадался? – спросил он и тем самым решительно захлопнул дверь, ведущую к музыке.

– Нет, не попадался, – с досадой ответил я.

– Мне тоже, – продолжал Джули. – Говорят, миссис Бойл, кондитерша, выплеснула на него кастрюлю кипятка и ошпарила ему спину.

– Тогда он, верно, где-нибудь отлеживается, – сказал я, уступая желанию Джули кончить тот разговор.

– А может, его отравили, – сказал Джули. – Его все время пытаются отравить. Миссис Джонсон травила его в прошлую пасху.

– Возможно, возможно, – сказал я, окончательно потеряв надежду снова проникнуть за ту запертую дверь. – Похоже, в городе полно отравителей. Кто-то все время пытается отравить нашего Мики.

– Это потому, что кое-кто не любит твоего отца.

– Да неужели!

Джули изредка, бывало, вдруг заметит что-то простое, житейское и вот так сообщит тебе о своем открытии, ну, точь-в-точь как ребенок сказал бы, что солнце заходит каждый вечер.

– Ну, до свидания, Кит, – сказал он, соскочил с перил и пошел к «Веселым парням», утирая лицо крохотным платочком – уж конечно, не своим, а Нормы. И наверняка Норма нарочно оставила нас наедине – и сделала это ради Джули.

Я хотел еще послушать его игру, но остальные заиграли, а он просто сидел на стуле и не прикасался ни к одному инструменту. Ни дать ни взять нищий пациент в приемной врача. Сидит и ждет. И его острые локти и колени и драные туфли куда больше бросаются в глаза, чем ярко-синяя курточка, – поглядел я, поглядел, и вдруг захотелось уйти. Не желал я больше никакой музыки. Не желал видеть, что он тут с собой делает, – я-то ведь понимал: его привел сюда вовсе не джаз «Веселых парней». Джули и здесь, как всюду, вел все ту же войну. Он по-прежнему сражался со своими духовными врагами с той злостью, что прорвалась у него зимой и так испугала его мать, с властью любовно обнимающих рук, со всем ужасающим гнетом набожности, царящим в этом добродетельном доме. То было не отступничество, но нескончаемая борьба, и, уходя из старого полутемного сарая, я все думал, какова-то будет окончательная, решающая битва Джули со всем тем, против чего он бунтует.

Глава 11

Мне, конечно, любопытно было бы зайти к Джули и посмотреть, как относятся к его скандальному поведению миссис Кристо и ее жильцы, но уж очень не хотелось выслушивать жалобы миссис Кристо и терпеть ее материнские объятия. Да еще говорили, что в городе опять появился доктор Хоумз, а уж с ним встречаться я и вовсе не желал. Он целый год разъезжал по Австралии, проповедовал свою веру на севере и на юге. А теперь возвратился во всеоружии проклинать закоснелых в грехе и спасать желающих спастись.

Но, в конце концов, я все-таки пришел в дом Джули, привел меня туда приезд Бетт Морни. Она вернулась из учительского колледжа на летние каникулы, а через неделю получила письмо от миссис Кристо, что Джули болен и спрашивал про нее, и только тут я спохватился, что сам не видел его чуть не полгода.

– Посоветуй, Кит, как быть? – спросила она. – Пойти мне к нему?

– А почему бы нет? – сказал я.

– Но если он хочет меня видеть, почему же сам не написал?

– Ну, кто его знает, Бетт? У Джули ведь всегда все не как у людей,

– Хотела бы я все-таки знать. Ужасно боюсь, приду, а он вовсе меня не ждет.

Мы только что столкнулись с Бетт у дверей «Стандард». Я не видел ее год с лишним, и за этот год она из прелестного подростка превратилась в прелестную девушку, такую прелестную, что просто глаз не отвести. В то лето была она тем привлекательней, что и не подозревала, как мы все ею восхищаемся, У нее по-прежнему не было врагов, и чуть не каждый в нашем городе ощущал радостные приливы гордости оттого, что есть у нас такая девушка.

– А ты знал, что он болен? – спросила меня Бетт.

– Ничего не знал, – сказал я, – я его сто лет не видел.

– Вот потому-то я и не хочу прийти без спросу, а вдруг он будет недоволен, – сказала Бетт. – Просто не знаю, как быть.

Я понимал, что ее тревожит, и сказал, что я зайду к Джули и поосторожней разведаю, что с ним такое. И заодно узнаю, правда ли он хочет ее видеть или это снова мать пытается скрепить их дружбу.

Я пошел в ту же среду, и оказалось, я так давно не был здесь, что совсем забыл, до чего уродлив этот дом, чья нагота и убожество ничем не скрашены, не смягчены. Я собрался с духом, дверь отворилась, на пороге встала миссис Кристо – она глубоко вздохнула, и, не успев увернуться, я очутился в ее восхитительных объятиях.

– Кит, – прошептала она мне на ухо, – а я уж и не надеялась тебя увидеть.

– Здравствуйте, миссис Кристо!

– Ш-ш-ш| Он может услышать, – все так же шепотом продолжала она.

– А что такое? Что случилось?

– Сам увидишь. – Она вся трепетала, словно пыталась дать мне что-то понять. – Пожалуйста, Кит, не говори ему, что я тебя звала, скажи, сам пришел. Пожалуйста, так и скажи, ладно? Ведь я и вправду тебя не звала, верно?

– Ну да…

– Я ведь ни слова тебе не говорила, верно?