Джума
Шрифт:
– Серьезный дядька, - не удержался Саша Костиков.
– Образование.
– продолжал Добровольский.
– В 19.. году с отличием закончил Военно-медицинскую академию в Санкт-Петербурге по специальности "эпидемиология". Будучи студентом, в 1910 году находился в составе экспедиции русских врачей, выезжавших в Харбин в связи с эпидемией чумы. Заболел, чуть не умер...
– Алексей поднял голову и внимательно оглядел коллег: - Внимание, щас птичка вылетит! Близким другом Артемьева, еще со студенческой скамьи, был...
– он сделал эффектную паузу: - Кто бы вы думали? Ни больше , ни меньше - князь Рубецкой Сергей Михайлович! Именно он его и спас...
–
– нетерпеливо выпалил Иволгин.
– Кто его знает?
– пожал плечами Алексей.
– Спасся, - тихо проговорил Игорь Приходько.
Все тут же с интересом посмотрели на него. Он смутился и покраснел.
– Да что, ты, как красна-девица, ей-Богу!
– не выдержал майор. Откуда знаешь, что он не погиб?
– Я недавно в музее декабристов был...
– Ну, ну, не тяни, Гоша!
– Иволгин нетерпеливо заерзал в кресле.
– Я и говорю, был, значит, в музее. Там про Сергея Михайловича все сказано. Он в гражданскую в Париж уехал, а потом в Канаду перебрался. Стал известным ученым. Он еще это... лауреат...
– Игорь наморщил лоб: - Премия есть... Во, Нобелевская! Он ее получил за какие-то работы в области... Вообщем, что-то с микробами связанное.
– Значит, Рубецкой...
– задумчиво проговорил Иволгин.
– Так, ладно. Леша, что там еще по генерал-майору?
– Про войну рассказывать?
– Добровольский скорчил недовольную гримасу.
– Ближе к нашему времени давай, - махнул рукой Петр Андреевич.
– Вообщем, после Парада Победы, а он был его участником, Артемьев срочно отбыл на Дальний Восток. В личном деле, начиная с июля сорок пятого и вплоть до марта пятьдесят третьего года, никаких названий воинских соединений. Есть только одна строчка...
– Он быстро пролистал свои бумаги: - Ага, вот: "Проходил службу в в/ч 1985-"Д". Все. Дальше - пусто, как-будто человека и не существовало. В графе "последнее воинское звание" стоит генерал-майор, а "последнее место службы", простенько и со вкусом - ЗабВО. Но... Щас не просто птичка вылетит, а целый птеродактиль! Есть в личном деле Степана Макаровича пара интересных бумаг.
В одной из них речь идет о ликвидации в/ч 1985-"Д". И подписана она, кроме Артемьева, еще и вездесущим и неугомонным застрельщиком построения социализма - не ко дню будь помянут!
– дорогим товарищем Лаврентием Павлычем.
– Как же Артемьев живой остался под чутким руководством Лаврентия Павловича, имея в активе князя-эмигранта, да еще и до генерал-майора дослужился?
– недоверчиво поинтересовался Костиков.
– Умный был очень, дорогой Сашенька, потому и остался, и дослужился, веско заметил Алексей.
– В жизни чаще, как раз умные - не остаются и не дослуживаются, - в тон ему ответил Костиков.
– Ну прямо крик души!
– не преминул съехидничать Алексей и, обращаясь к Иволгину, проговорил: - Примите к сведению, гражданин начальник: зажимаете подчиненных... очень умных.
– Потом выясните судьбу гениев, - недовольно поморщился Иволгин. Вторая бумага о чем?
– Вторая еще интереснее. Это копия докладной записки на имя Сталина. В ней Артемьев сообщает, что операция "Руно" завершена и - читаю дословно: "... фактор "ЯЗОН" введен в действие."
– Что за фактор?
– удивленно поднял брови Иволгин.
– Понятия не имею, - откликнулся Алексей.
Петр Андреевич задумчиво потер переносицу:
– Чертовщина какая-то! Ладно, с этим у нас еще будет время разобраться. А теперь немедленно
– Он решительно поднялся: - Леша, Саша - вы к нему домой, а мы с Игорем подскочим в больницу. С этим "мил человеком" не мешает иногда подстраховаться.
– И совсем тихо пробурчал: - Никогда не знаешь, шо энти антеллигенты выкинут...
Глава четырнадцатая
В общей суматохе у отделения милиции Капитолина пришла в себя. Оглядевшись и видя, что никто не проявляет к ней интерес, посчитала за лучшее быстро ретироваться. Завернув за угол, смела перчаткой снег с ограды и хватанула ртом целый комок. Взглянув на руку, заметила белые хлопья, кое-где окрашенные кровью, и почувствовала подкатившую к горлу тошноту. Она опрометью кинулась к расположенному рядом скверу. Рвало ее долго и мучительно.
" Ну почему я такая дура?
– думала с жалостью к себе, собирая с веток чистый снег, снова и снова судорожно давясь им, внутренне содрагаясь от отвращения и брезгливости. Казалось, соленый и теплый привкус человеческой крови не исчезнет никогда.
– Как дикая собака накинулась. И вся жизнь моя дикая. А я и вовсе полоумной сделалась. Ну что я вечно в идиотские истории влипаю?!! И на работу, конечно, безнадежно опоздала..."
Она прибавила шаг и заспешила по улице в направлении библиотеки. Рядом со старинным, отреставрированным зданием, как всегда, стояло много машин, толпились люди. Неожиданно из парадных дверей выбежала Вера и на ходу запахивая шубу, держа в руках шапку, торопливо сбежала по ступенькам. Капитолина проследила за ней взглядом и увидела, как та быстро юркнула в поджидавшую ее машину, которая, взвизгнув покрышками, с ходу набирая скорость, устремилась по улице, ловко вклинившись в плотный автотранспортный поток.
"Куда это она? С кем?
– очнулась Капитолина, запоздало сообразив, что стоит посередине тротуара и недовольные прохожие, не церемонясь, толкают ее, громко выражая свое возмущение.
– Извините, - пробормотала она, но голос расстаял в пространстве.
Переодевшись, Капитолина прошла в читальный зал. За столом стояла одна из старейших работниц библиотеки Гайворонская Ольга Григорьевна, активистка и коммунистка с ...надцатилетним партийным стажем, которую все, и не без оснований, слегка побаивались. Капитолина, запыхавшись, приблизилась к ней, внутренне готовая выслушать нравоучительную и нудную нотацию о том, что сделали бы с ней в "прежние времена" за нарушение трудовой дисциплины. Ольга Григорьевна подняла голову от формуляра и поверх очков взглянула на Капитолину. И вдруг челюсть Гайворонской, что называется, отвалилась, едва не задев рабочий стол. Она смотрела на сотрудницу, словно та была, по меньшей мере, инопланетянкой или, на худой конец, банальным привидением.
– Вы-ы-ы?!!
– промычала Гайворонская, подтягивая отпавшую челюсть. Но вы же... простите, Капочка... Вы же должны лежать в реанимации...
– Я-я-яаа?
– пришел черед изумляться Капитолине.
В ответ Ольга Григорьевна поджала губы. Взяв себя в руки, холодно и сухо проговорила:
– В прежние времена, милочка, за подобное могли и шлепнуть. Вы хоть представляете, что оголили?!
– И сама же с вызовом и негодованием ответила: - Рабочее место! Я была о вас лучшего мнения. Уж коли проспали, могли бы найти в себе мужество сказать об этом прямо, а не сочинять глупейшие истории. Подсылая, к тому же, своих... своих... Вообщем, вы знаете кого. А Вера Николаевна, между прочим, очень за вас переволновалась...