Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
– Лошади скользят.
– Сколько нам осталось до постоялого двора?
– Далеко, сударь, мы от него в четырех милях.
– Вот что, любезный, подкуй своих лошадей серебром и поезжай, – произнес незнакомец, отодвинув занавеску и протянув четыре экю по шесть ливров.
– Вы очень добры, – сказал кучер, зажав монеты в огромном кулаке, потом засунул их в широченный сапог.
– Мне показалось, господин что-то тебе сказал? – спросил второй кучер, услыхав, как звякнули упавшие в сапог монеты. Ему тоже хотелось принять участие в интересном разговоре, принимавшем столь любопытный оборот.
– Да он говорит: надо ехать!
– Вы
– Да не я, сударь, – лошади не идут! Видите, не слушаются…
– А для чего же существуют шпоры? – спросил путешественник.
– Да хоть проткни я им живот, они ни шага больше не сделают. Пусть меня Бог накажет, если…
Не успел кучер договорить, как вспыхнула молния и раздался оглушительный грохот, в котором потонули последние слова кучера.
– Не вовремя я Бога помянул! – проговорил кучер. – Ох, сударь, глядите: карета сама пошла, ох, сейчас она и понесется! Господи Боже, сами едем!
В самом деле, лошади не могли сдержать тяжелую повозку, давившую им на круп, ноги их оступались, скользили, карета катилась все стремительнее.
Лошади обезумели от боли и понесли, экипаж стрелой полетел вниз по темному склону навстречу неизбежной гибели.
Путешественник высунулся из кареты.
– Бездельник! – закричал он. – Мы все из-за тебя погибнем! Держи левее, да левее же!
– Вас бы на мое место, сударь! – прокричал в ответ перепуганный насмерть кучер, безуспешно пытаясь поймать вожжи и обуздать непослушных лошадей.
– Джузеппе! – вскричала женщина, которую до тех пор не было слышно. – Джузеппе, на помощь! На помощь! Царица небесная!
Этот призыв к Божьей матери вполне был уместен, так как катастрофа казалась неизбежной, ужасной, невообразимой. Тяжелая карета, потеряв управление, неслась к пропасти, над которой уже, казалось, занесла копыта передняя лошадь. Еще три оборота колес, и лошади, экипаж, форейторы – все было бы смято, погибло бы в бездне. В тот самый миг путешественник прыгнул из кабриолета прямо на дышло, схватил кучера одной рукой за шиворот, другой – за ремень, приподнял, словно младенца, отшвырнул шагов на десять, вскочил вместо него в седло и схватил вожжи.
– Левее! Левее, дурак! – диким голосом крикнул он другому кучеру. – Не то башку сверну!
Окрик возымел магическое действие: кучер, управлявший двумя передними лошадьми, подхлестнутый криками своего товарища, сделал нечеловеческое усилие и, вывернув карету, вывел ее с помощью незнакомца на мощеную дорогу, по которой карета помчалась со страшной скоростью, подгоняемая громовыми раскатами.
– В галоп! – прокричал путешественник. – В галоп! Если посмеешь ослушаться, я сверну шею тебе и твоим лошадям!
Кучер понимал, что это не пустая угроза; он принялся нахлестывать лошадей с удвоенной энергией, и бешеная скачка продолжалась.
Можно было подумать, глядя со стороны на грохочущий экипаж с дымившей трубой, слыша приглушенные крики, доносившиеся из кареты, что это мчится дьявольская колесница, запряженная сказочными лошадьми, подгоняемыми ураганом.
Не успели путешественники прийти в себя после пережитого волнения, как столкнулись с другой опасностью. Туча летевшая, будто на крыльях, над равниной, неслась столь ее стремительно, что и лошади. Время от времени незнакомец задирал голову,
Вся эта сцена сопровождалась душераздирающими воплями женщины, сидевшей в карете.
Наступила минута крайнего замешательства, когда никто не мог бы сказать, жив он еще или уже мертв. Путешественник поспешил ощупать себя.
Он был жив и здоров, дама лежала без сознания.
Путешественник догадывался, что с ней произошло, судя по глубокой тишине, последовавшей за криками, только что доносившимися из кабриолета. Однако он не бросился к ней немедленно на помощь, как того следовало ожидать.
Спрыгнув на землю, он подбежал к арабскому красавцу скакуну, о котором мы уже рассказывали. Конь был сильно напуган, напряжен, грива у него ходила ходуном. Он дергал дверцу кареты, натягивая корду, которой был привязан к ручке. После тщетных усилий освободиться, гордое животное застыло, словно зачарованное бурей. Хозяин коня свистнул и ласково погладил его, конь отпрянул и тревожно заржал, будто не узнавая его.
– А-а, опять эта проклятая лошадь, – проворчал надтреснутый голос из глубины фургона, – будь она проклята, опять раскачивает карету!
Затем тот же голос, но значительно громче, закричал нетерпеливо и угрожающе:
– Nhe goullac hogoud shaked, haffrit 5 !
– He сердитесь на Джерида, учитель, – проговорил путешественник, отвязывая коня и собираясь привязать его сзади кареты, – он испугался только, да и было, по правде говоря, чего испугаться.
При этих словах путешественник открыл дверцу, откинул подножку и, шагнув внутрь, захлопнул за собой дверь.
5.
Кому говорят, стой спокойно, черт! (арабск.)
Глава 2.
АЛЬТОТАС
Путешественник оказался лицом к лицу с сероглазым крючконосым стариком; руки у него тряслись. Сидя в огромном кресле, старик правой рукой перелистывал объемистый пергаментный манускрипт, озаглавленный La Chivre del Gabinetto, а в левой держал серебряную шумовку.
Поза старика, его занятие, неподвижное морщинистое лицо, на котором живыми были только глаза и губы, – все показалось бы странным читателю. Однако незнакомцу все это, очевидно, было привычно, потому что он не удостоил необычную обстановку даже беглым взглядом, несмотря на то, что она этого заслуживала.