Эдельвейс
Шрифт:
– А что, майор? – подхватил выздоравливающий гауптман, тот что лежал возле окна, – в Индии девушки такие чувственные! Там есть такое учение, которое называется Камасутра…
Майор вдруг кашлянул и задергался в конвульсиях.
Руки его, забинтованные словно культи, беспомощно протянулись к Лизе-Лотте и вдруг бессильно упали на простыню.
– Что? Что с вами? – обеспокоено запричитала Лизе-Лотта.
– Врача, зовите дежурного врача, – крикнул выздоравливающий гауптман.
Когда врач пришел, он пощупал пульс, посветил
Лизе-Лотта вышла потом в коридор, дошла до его конца, где в узлах до утра сваливали грязное белье и там в закутке закурила.
Она редко курила.
Но теперь курить ей хотелось все чаще и чаще. …
А ночью была бомбежка.
Англичане прилетели в два часа пополуночи.
Тонные фугасные бомбы, на гарнир пересыпаемые зажигалками с белым фосфором от которого горели даже камни, бухались где то на западной окраине города, там где шарикоподшипниковые заводы фирмы Манн и Блок, но тем не менее, дежурный офицер распорядился, чтобы раненых отвели в бомбоубежище.
Вот тут то самая работа начиналась.
Ходячие шли в бомбоубежище сами, а вот лежачих приходилось таскать.
Без лифта, да по лестницам.
Все без смысла!
Начинали таскать лежачих в подвал, половину успевали перенести, как англичане уже улетали.
И приходилось потом таскать носилки обратно.
Вверх по лестницам, без лифта.
Ноги гудели, словно чугунные.
У Лизе-Лотты ноги так не гудели даже когда она в горы с Клаусом ходила.
Да, там был спорт, а здесь война.
Везде война и в тылу и на фронте.
Под утро, когда не было сил даже для того, чтобы уснуть, Лизе-Лотта встав у окна закурила свою уже шестую за эту ночь сигарету.
Она выпускала тонкими ноздрями крепкий дым эрзац-табака и глядела в сторону пожарища, красные отблески которого мерцали в небесах в той стороне где были заводы фирмы Манн и Блок.
Неужели её Клаус, случись ему оказаться в госпитале там на Восточном фронте, стал бы изменять ей?
И неужели прав тот одноглазый гауптман, когда он сказал, что на войне все девушки обязаны ублажать воинов, когда тем надо иметь женщину?
Лизе-Лотта докурила свою сигарету и пошла в сестринскую.
До конца смены оставалось еще два часа. …
Тот одноглазый гауптман как все равно наколдовал!.
Клаус и правда был ранен.
Но по порядку:
Когда они спустились с покоренного ими Эльбруса, капитана Грота вызвали в Берлин – он был представлен к Рыцарскому кресту, рапорт о взятии самой высокой горы Кавказа попал в ежедневную сводку Высшего Объединенного Командования Вермахта (ОКВ), а фотографии капитана Грота опубликовали все газеты и журналы.
Частичка славы досталась и Клаусу.
Он был вызван в штаб дивизии, где после вручения ему Железного креста Первого класса, фон Линде пригласили для "особо-конфиденциального разговора" с офицером из ОКВ.
Офицером оказался
– Со стариной Вили мы служили в рейтарах, – сказал полковник, – Вили был хорошим кавалеристом, а вот его сын стал прекрасным альпинистом, и кто бы мог подумать!
Разговор не был длинным.
Полковник предложил, как он изволил фигурально выразиться – "оседлать удачу"…
Это как в карточной игре, если тебе начинает везти, то надо делать ставки. И вот Клаус – ему так повезло! Русские без боя сдали им Горную гостиницу и они с Гротом беспрепятственно поднялись на Эльбрус. Так отчего бы не попытать Судьбу снова? Покуда везет!
И отчего бы вслед за Крестом Первого класса не попытать счастья и не рискнуть сходить за Рыцарским крестом?
А кроме того, что есть настоящий офицер без боевого приказа?
Хотите получить приказ, достойный ваших доблестей?
– Хочу, – ответил Клаус. …
Набрать команду из ста лучших высокогорных егерей и ждать дальнейших распоряжений.
Вот что пока мог сказать этот полковник.
– Но задание будет интересное, не каждому под силу, – пообещал полковник, по отечески похлопывая Клауса по плечу. …
Его рота высокогорных разведчиков была теперь на Кодорском перевале.
В отсутствие Клауса в роте за него командовал оберфельдфебель Волленгут.
С Фрицци Волленгутом у Клауса сложились достаточно странные и нетипичные для армии отношения.
Начать с того, что старина Фрицци был на двадцать три года старше молодого фон Линде и успел послужить еще в Первую мировую.
"Le Mond etes petit" как любил говорить Фрицци, щеголяя своим французским, что было следствием трех лет его службы в Лионе, Дижоне, Реймсе и Авиньоне, еще в семнадцатом году, когда самого Клауса еще не было на свете.
Да, воистину – тесен мир*, по молодости Фрицци служил под началом деда *Le Mond etes petit – мир тесен (фр) Клауса фон Линде – в двадцать восьмом баварском полку, которым и командовал тогда Карл Оскар фон Линде.
Может именно и от этого обстоятельства, отношения Фрицци к Клаусу носили некий оттенок отеческой заботливости, как отношения опекуна и ангела-хранителя. В роте Фрицци был для Клауса неким старым добрым родственником, постоянно заботящемся о том, чтобы с юным отпрыском фон Линде ничего не случилось.
Клауса это немного смущало, особенно когда кто-либо из камарадов пытался сострить по поводу юного командира роты и его старой няньки. Де, ротой егерей высокогорной разведки командует бабушка Фрицци и ее внучонок Клаус. Но за такую шутку, посмей ее сказать кто-нибудь в присутствии "бабушки", можно было схлопотать большие неприятности. В роте уважали старину Фрицци и к его желанию опекать молодого "обера" с приставкой "фон" относились снисходительно, как к причудам старого но очень уважаемого человека.