Эдельвейс
Шрифт:
Крики, крики, крики…
Минут через тридцать, когда пыль немного улеглась, Игорь и Бхуто высунули головы с края обрыва и поглядели вниз.
Вся позиция минометной батареи была засыпана обломками скалы.
Команда немцев человек из двадцати пыталась что-то раскопать, но от минометов, по всей видимости одна только лепешка осталась.
– Сработало! – прошептал Игорь.
– А ты думал, командир! – весело ответил Бхуто, – с такими орлами разве не сработает!
Назад спускаться было
Спускались уже в связках, со страховкой.
Да и легче уже было – за минусом веса тола и гранат.
Но самое главное – на душе легче было.
– Похоронить товарищей надо, – сказал Тетов, когда группа спустилась на дно ущелья.
Двоих абхазцев – Георгия Чвелия из Псоу и Василия Ашба из Эшер нашли лежащими на камнях.
Игорь поглядел наверх – метров с сорока упали. Это без шансов…
Ребят положили под горой и над каждым соорудили по горке из больших камней.
Только шоферика нигде не было видно.
– Где же Борзыкин? – недоумевал Игорь, – где шоферик?
Игорь поглядел на Бабоа, – ты же за ним следом шел.
– Ну шел, и чего теперь? – хмыкнул Бабоа.
И тут до Игоря дошло.
Он поглядел вдруг на длинный кинжал, что всегда висел у абхазца на поясе…
Поглядел и все понял.
– Где же ты его оставил? – спросил Игорь.
– Вон там, – ответил Бабоа и показал рукой на карниз.
Солнце уже взошло и ярко освещало теперь ту стену, по которой сегодня ночью они карабкались наверх к своей победе.
Игорь приложил к глазам бинокль и увидел ногу в ботинке и обмотках. Всего тела видно не было – его закрывал карниз.
В зеленых обмотках, какие были у шофера Борзыкина.
– Плохо, не похоронили, – заметил Игорь.
– Птицы склюют, – сказал Бабоа.
И добавил:
– Похоронку подписывать станешь, командир, – родным его напиши, что в бою смертью храбрых, ладно?
– Ладно, – ответил Игорь.
И они пошли назад.
К своим.
Оставив в ущелье двоих героев и одного труса. …
8.
Волленгут, бабушка Фрицци – ужасно страдал из-за того, что не мог сам отвезти Клауса в госпиталь.
Клаус хоть и порывался сперва после перевязки остаться в роте, но санитар Йоган Хильдеман, когда осматривал рану, категорически настаивал на срочной эвакуации оберлейтенанта в тыл.
– Пуля хоть и навылет, – сказал он, но выходное отверстие очень большое и рваное, рану необходимо обязательно зашить, да и крови "фон" много потерял.
Волленгут горячо опрощался с "внучком" и отправил Клауса под присмотром веселого поджигателя Хайнрици.
Сперва до штаба 91-го полка Клаус ехал
А от штаба в Теберду шла машина – Фольксваген "кюбель".
От потери крови у Клауса кружилась голова.
Хайнрици он отпустил еще по прибытии в штаб.
Теперь он ехал вместе с еще двумя ранеными офицерами и сопровождавшим их фельдфебелем-медиком.
До Теберды было два с половиной часа езды.
Машину трясло и рана невыносимо болела.
Но страдал не только он.
Капитан с раной в левом боку все время стонал, на каждом ухабе, на каждом камне, попадавшем под колесо "кюбельвагена".
На остановке, которую шофер в форме ефрейтора горных егерей сделал, чтобы залить в бак канистру бензина, фельдфебель-медик сделал капитану укол морфия.
– Вам сделать тоже? – спросил он Клауса.
– Мне? – переспросил Линде, – нет не надо, мне не больно, сказал он. …
В Теберду приехали в пятом часу пополудни.
На въезде в городок у поста фельджандармов спросили, где госпиталь.
Унтерофицер военной полиции искренне удивился, услышав слово "госпиталь".
– Но в штабе нам сказали, что офицерский госпиталь здесь в Теберде.
– Они могли ошибиться, – ответил жандармский унтер.
Комендатуры в городке еще не было, зато на площади в здании бывшей школы фельдфебель-медик с шофером обнаружили штаб полка "Бранденбург".
– Где здесь госпиталь? У меня три раненых, один из них тяжелый, – спросил фельдфебель-медик дежурного унтерофицера бранденбуржцев.
– Госпиталь? – удивленно поднял брови унтер, – может вы имеете ввиду детский санаторий, который теперь освобождают под будущий госпиталь?
– Мне все равно, – устало сказал фельдфебель-медик, – мне теперь хоть и в детский санаторий… …
Возле большого по здешним меркам, обмазанного снаружи белой штукатуркой двухэтажного здания, в котором по информации, полученной в штабе бранденбуржцев находился детский санаторий, происходила какая то возня.
Возле деревянных ворот во двор санатория стояли два крытых брезентом грузовика "Опель-блиц".
И вокруг этих грузовиков суетились какие то военные и гражданские, причем гражданские были женщинами в белых халатах.
Они что-то кричали.
Кричали по русски.
А военные в форме военной полиции горнострелковых войск – с характерными фельджандармскими бляхами "Zonder Dienst" на мундирах, эти что то кричали по немецки.
– Что там происходит? – спросил Клаус фельдфебеля-медика.
Клаус единственный из троих раненых кто был в сознании.
Двое других после уколов морфия сидя спали.