Единоборец
Шрифт:
– Где это она так ушиблась? – спрашивает она.
Разбила оконное стекло, – отвечаю я. – Упала и разбила стекло головой.
Мегера смотрит на меня оценивающе. В байку о разбитии стекла головой, она, разумеется, не верит.
– Ну подрались, мы подрались! – кричу я. – Я не выдержал и бросил в нее пепельницу. Она схватилась за нож. Я вырвал нож и ударил ее в щеку. Хотел ударить в глаз, но не попал.
На этот раз объяснение подходит.
– Вам хирургический набор? – ледяным тоном спрашивает она.
– Пожалуйста, стандартный, шестой номер, – отвечаю я.
– Вы уверены? –
– Шестой номер, – повторяю я. – И обезболивающее. Четыре ампулы квадрокаина.
– Не дам без рецепта.
Она действительно не даст. Время от времени до аптек докатывается очередная волна борьбы с наркоманией, тогда начинают запрещаться все лекарства подряд, вплоть до самых безобидных. Хотя ни один, даже самый отпетый гений, не сумеет применить квадрокаин в качестве наркотика.
– Хорошо, – говорю я, понимая, что спорить здесь бесполезно. – Тогда давайте мне обычный новокаин.
– Много? – спрашивает она.
– Примерно ведро.
Ведро я, конечно, не беру, мне достаточно двух литров раствора. Кроме этого я приобретаю несколько самых больших, сорокакубовых, шприцов. Придется работать как в каменном веке. Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшего. Но никакого криминала в моих действиях нет, иначе Фемида уже вмешалась бы в процесс.
Она отпускает нам хирургический набор и лекарства, запирает за нами дверь. Напоследок крутит пальцем у виска.
– Теперь надо найти удобное место, – говорю я. – В принципе, подойдет все, что угодно.
Клара молчит. Ее лицо очень бледно, и выглядит она гораздо хуже, чем несколько минут назад.
– Тебе больно? – спрашиваю я.
– Делай это скорей, иначе будет поздно.
Я беру ее руку и ощупываю. Примерно до уровня кисти, или чуть выше, она заметно опухла и стала жесткой. Что же, будем ампутировать по локоть.
– Будем ампутировать по локоть, – говорю я. – Но я должен знать, с чем имею дело. Если оно разносится с кровью, то резать бесполезно.
– Оно не разносится с кровью. Я чувствую, как оно ползет внутри меня.
– Тебе повезло, что малыш не поцеловал тебя в щечку, – говорю я. – Пришлось бы отрезать голову.
Подходящее место я нахожу без труда. Для меня главное, чтобы было поменьше зрителей. К счастью, сейчас еще очень рано, слишком рано даже для девочек, выгуливающих собак. Я выбираю в парке две скамейки со столиком посредине и раскладываю инструменты. Стерильность меня не волнует. Максимум через несколько часов мы вставим батарею, и все будет в порядке. Я надеюсь, что Клара все-таки доведет меня до цели, где бы она ни была, и какой бы она ни была. А если не доведет, я все равно достану батарею, и хотел бы я посмотреть на того, кто сможет меня остановить. Я почему-то принимаю это дело близко к сердцу. Не могу сказать, что я в восторге от этой дамочки, но все-таки, я не позволю ей умереть. Умирать и курице не хочется, тем более человеку. Смерть – это слишком серьезная цена. В мире нет такой вещи, за которую стоило бы так платить.
– Смотреть будешь? – спрашиваю я. – Или закроешь глаза? Зрелище не из приятных, зато интересно.
Она закрывает глаза. Я разрезаю ей рукав куртки до самого плеча и затягиваю
Рука продолжает распухать. Сейчас она выглядит так, будто под кожу всунули хорошо надутый футбольный мяч. Наша кожа очень эластична, особенно в молодости, и это растяжение – еще не предел. Я вонзаю очередную иглу, но из-под нее вырывается фонтанчик новокаина: внутри слишком сильное давление, и лекарство начинает выливаться наружу через отверстия, оставленные иглами. Накачать руку сильнее я уже не смогу.
Правой рукой я прижимаю ее плечо, а левой начинаю резать. Она дергается, но молчит. Знаю, что неприятно, но потерпи. Очень любопытное устройство сустава, я такого уже давно не видел. Стандартный не модифицированный локтевой сустав. Такой носили наши предки и двести лет назад и двадцать тысяч лет назад. Ограниченная подвижность, невозможность вмонтировать гидравлический усилитель. Сейчас вряд
ли кто поставит себе такое. Хотя, с механической точки зрения, соединение трех костей почти идеально. Придумано прочно и надежно, даже красиво. Чего стоит одна радиальная связка. Приходится повозиться разъединяя все это. Крови не так уж много, значительно меньше, чем я ожидал. Пару минут – и дело законченно. Я зашиваю все, что можно зашить на скорую руку, не особенно стараясь, заворачиваю куртку так, чтобы она как можно плотнее прикрывала культю руки. Отрезанный кусок лежит здесь же. Его пальцы уже пожелтели.
– Что с этим делать? – спрашиваю я. – Возьмем с собой?
Она открывает глаза.
– Уже все?
– В общих чертах все. Будем брать твою руку или бросим ее здесь?
– Бросим здесь. Я не должна к ней прикасаться.
– Это настолько заразно?
– Да, – отвечает она.
– Тогда еще раз закрой глаза. Я зашью твою щеку.
Она подчиняется; и я зашиваю рану кетгутом. На всякий случай. Да и выглядит щека теперь поприличнее. Каждый раз, когда я вонзаю иглу, Клара стонет. Она совсем не умеет терпеть боль.
– Нам еще далеко идти? – спрашиваю я.
– Совсем рядом.
Я беру ее за здоровый локоть и помогаю встать.
– Ты спас мою жизнь, – говорит она.
– Дважды, – уточняю я.
– Нет. Первый раз то было не в счет. Первый раз все было подстроено. Ты должен был затащить меня к себе и подключить к своей батарее.
– А если бы я повел себя иначе?
– Ты не мог вести себя иначе. Мы считывали информацию с твоего чипа. Это позволяет просчитать твои действия с точностью до одного шага. В чипе вся информация о твоих поступках начиная с того момента, когда ты впервые обмочил детскую пеленочку. Твои последующие поступки можно рассчитать с громадной вероятностью.