Единородная дочь
Шрифт:
— Тимоти, что произошло?
— Мне подарили зрение!
Зрение! Его сын видит! Мальчик, который видит, может играть в Детской Лиге, ходить в цирк, смотреть, как отец проповедует с кафедры, он может кататься на коньках и на лыжах, ездить на десятискоростном велосипеде.
— Кто подарил?
— Ангелы. Они подарили мне глаза!
Но после этого незабываемого события наступил ужасный провал, Господь словно забыл о нем. Семь долгих лет — ни единого знака, ни малейшего подтверждения свыше. Теологические инстинкты Билли подсказывали ему, что Атлантик-Сити и есть этот самый Вавилон, описанный в Откровении.
Он переключился на другие города: Майами с его наркотическими магнатами, Сан-Франциско с его гомосексуализмом, Нью-Йорк с его подростковой преступностью, — но тщетно, все было тщетно. Почему Господь не открывает ему его предназначения, неужели правда зрение вернулось к Тимоти ценой утраченной Билли способности внутреннего видения?
«Да не оставит надежда всякого, сюда входящего», — провозглашала неоновая вывеска, вспыхивающая над входом казино «У Данте». Набрав побольше воздуху в грудь, Билли прошел через холл отеля и оказался в казино, пульсирующем накалом страстей. Вдоль обитых велюром стен верхнего яруса выстроились «однорукие бандиты» и покерные видеоприставки. Шумно вертелся громадный диск с надписью «Колесо фортуны», мелькали вселявшие надежду круглые числа, звякали колокольчики, звенел монетный каскад, едкий табачный дым заставлял слезиться единственный глаз Билли — если Вавилон не здесь, то где же?
Он спустился ниже. На втором ярусе улыбающиеся банкометы в кроваво-красных смокингах заправляли за карточными столами. Ниже крупье, с изображением клевера на отворотах пиджаков, надзирали за столами для азартных игр. Пройдя все круги ада, Билли наконец оказался в преисподней, в центре которой вертелось массивное колесо рулетки, приковавшее к себе взгляды стоявших вокруг разодетых игроков. Каждый из них, казалось, чувствовал себя здесь как дома. Каждый, казалось, знал, где находятся электропробки, где течет водопроводный кран, какие секции ковра пора заменить. Несмотря на многократное посещение подобных заведений, Билли так и не понял, чем вызвано подобное ощущение.
Новый Иерусалим. Нью-Джерси. Несомненно, здесь и стоять Граду Всевышнего. Билли даже произвел некоторые подсчеты. Штат Садов [4] и государство Израиль занимали одинаковую площадь: 7892 квадратных мили, в зависимости от того, как провести границы Израиля.
Шарик сделал свой выбор, рулетка остановилась. Игроки бесстрастно подсчитывали прибыль и потери, делали новые ставки, складывая жетоны аккуратными стопочками, как провинциальные матроны — крекеры в своих буфетах.
4
Штат Садов — распространенное название штата Нью-Джерси.
И тут свершилось. После долгих лет сна пробудился глаз-фантом.
От вращающегося колеса рулетки поднялась призрачная ладонь и поплыла к нему, как душа нерожденного младенца. Указывая ему дорогу бледным пухлым пальцем, она вывела его из преисподней, провела по кругам ада и направила на скрещение улиц Сент-Джейкоб и Пасифик, туда, где в холодном свете уличного фонаря стоял газетный автомат.
Билли опустил в
«И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным».
Вот оно! Долгожданный знак! Если уж Великая Блудница главы семнадцатой появилась в Атлантик-Сити, разве это не тот же самый Вавилон, который Господь жаждет стереть с лица земли? Билли ознакомился с предложением. Бэбс в бикини из металла, с волнующей копной рыжих волос. Джина в «съедобной пижаме» из взбитых сливок и с взмывающими кверху, словно сопла самолета-истребителя, бровями. Дженни, черненькая и приветливая, как Суламифь из «Песни песней». Беверли с каскадом белокурых волос, пухлыми губами, в пурпурно-красной рубашке… «И жена облечена была в порфиру и багряницу…» В пурпурной рубашке!
Та же самая призрачная рука отвела Билли к телефонной будке и набрала номер Беверли.
— Алло, — раздался тягучий воркующий голос.
— Мне понравился твой портрет, — не раздумывая, сказал Билли.
— Как тебя зовут?
— Билли.
— Так что, встретимся, Билли?
— Если можно, сегодня.
— Я постараюсь втиснуть тебя около полуночи и готова поклясться, что не пожалею об этом. Ты ведь милашка, а? У тебя такой сексуальный голос, ты меня уже заводишь.
Билли задохнулся от возмущения и чуть было не повесил трубку, но все же заставил себя говорить.
— Особенно мне понравилась твоя пурпурная рубашка, если можно…
— Ты хочешь, чтобы я ее надела?
— Да, пожалуйста.
— Ну конечно, милый.
— И еще, Беверли. Я служитель Господа, для меня это будет необычным опытом, чем-то вроде эксперимента.
— Я в курсе, отче. Вы, ребята, экспериментируете больше, чем весь физический факультет Принстона.
Он договорился о встрече в Первой Церкви Откровения Святого Иоанна Оушен-Сити, поскольку только здесь он мог выяснить, действительно ли Беверли была «матерью мерзостям земным». Когда он подъехал, она уже стояла на высоких мраморных ступеньках в широком, туго подпоясанном плаще, с сумочкой через плечо.
— Церкви мне еще не приходилось обслуживать, — кокетливо заметила девушка. Подойдя ближе, Билли брезгливо сморщился. Фотография в газете льстила своей модели, умалчивая о морщинах и редких ресницах. — В склепе бывала, даже на чертовом колесе, но такое — в первый раз. — Она закусила кончик белокурого локона. — Мне нравится твоя повязка, курчавенький.
Билли провел Беверли в залу, зажег свет и указал на мрачно-торжественное полотно с изображением распятого Спасителя над грудой черепов, сваленных у ног его, — этой горькой пародией на дары, принесенные волхвами.
— Ты знаешь, кто это?
— Конечно, отче. — Шлюха распахнула плащ, и вдруг оказалось, что она стоит перед ним, облаченная в порфиру и багряницу. — Я надела то, что ты просил.
— Благодарю. Ответь мне, кто это.
— Это будет «Америкен экспресс», «Мастер кард» или «Виза»?