Единородная дочь
Шрифт:
— Вы лгун!
— Я — Дьявол. Меня еще и не так называли. — Вайверн откинул полу сюртука и достал свой серебряный портсигар. — Никому мы не нужны, да, детка? Два заблудших ловца душ, два неудачливых экспериментатора…
— А зачем вам было нужно исцеление Тимоти? Вайверн откинул крышку портсигара и поднес его к заплаканным глазам Джули.
— Добродетель представляет для меня серьезный интерес. Мне было любопытно узнать, что произойдет дальше. Смотри…
И Джули разглядела в зеркальце смутную фигуру человека, стоявшего на церковной
— Это отец Тимоти. Тебе бы он не понравился, настоящий фанатик, путает с Провидением всплески больного воображения. — Священник ходил взад-вперед по проходу, показывая своей пастве нечто вроде пурпурной женской рубашки. — Долгие годы он боялся, что все видения могут оказаться его собственной выдумкой, но когда сын прозрел, он воспринял это как знамение свыше. И теперь он, что называется, вдохновлен. Поверь мне, однажды этот человек совершит нечто ужасное.
— Насколько ужасное?
— Совершенно ужасное.
— И мое чудо…
— Вдохновило его.
— Никогда, ни за что больше не буду никого исцелять.
— Вот и умница, — ухмыльнулся Дьявол. В свете фонаря блеснули золотые зубы.
— Я буду жить нормальной жизнью. Замужество, дети, карьера — все будет как у людей.
— Ну конечно. Чего еще может желать благоразумная маленькая еврейка? Колледж уже выбрала?
— Принстон.
— Если могу чем-нибудь помочь, только скажи.
— Обойдусь.
— Без вопросов. Может, рекомендация нужна? — Вайверн захлопнул портсигар. — Ты даже ничего не хочешь спросить? Я мог бы объяснить, почему Вселенная состоит из материи, а не из антиматерии. Или почему электрон несет свой заряд. Мог бы объяснить…
— Да, есть, пожалуй, один вопрос.
— Давай.
— Моя мама…
Вайверн слегка прикрыл веко, и пламя фонаря потускнело.
И сам он сделался каким-то прозрачным.
— Так или иначе, все упирается в нее, правда?
— Почему она так безразлична к людям? — Весенний ветерок высушил слезы Джули. — Зачем все эти эпидемии и землетрясения?
Последний поворот ключа — и тело Вайверна превратилось в едва различимую туманную дымку. Погасший фонарь упал, зарывшись в песок.
— Все эти грязевые потоки, да?
— Да. Грязевые потоки.
— Знаешь, ответ довольно прост. — В сумраке ночи светились лишь два красных глаза.
— Правда? Так объясните, почему Бог допускает Зло? Теперь даже глаза исчезли, остались лишь фонарь и непроглядная ночь.
— Да потому, что власть развращает, — прозвучал бестелесный голос Вайверна. — А абсолютная власть развращает абсолютно.
Глава 3
Вначале твоя мама сотворила небо и землю. «Пусть вся вода, что под небесами, соберется вместе», — решила она.
Так получился Атлантический океан. И вот его благословенные воды омывают тебя, ты опускаешься все глубже, глубже, на самое дно залива, к заветной подводной пещере и ее обитателям,
— А если я свалюсь в залив с привязанным к ногам камнем? — как-то спросила ты. — Мне можно будет дышать водой?
Отец так нахмурился, что у него сошлись брови.
— Придется, наверное, — сказал он. — Хотя, Джули, маловероятно, что ты свалишься в залив с привязанным к ногам камнем.
— Если мне все-таки разрешается дышать водой вместо того, чтобы позволить себе утонуть, то можно иногда я буду делать это просто так, чтобы развлечься? Ну пожалуйста, папочка, мне так хочется посмотреть, что там внизу.
Он целую минуту молчал, потом спросил:
— Это будет выглядеть так, словно ты задерживаешь дыхание?
— Ну конечно. Точь-в-точь будто я задерживаю дыхание.
— Что ж…
Ты победила! Теперь у тебя будут жабры. Но в отношении других способностей — оживления крабов и всего такого — папа был несгибаем: тебе строго-настрого запрещалось их использовать. Это правило — часть тебя самой, оно запечатлено пощечиной на лице подобно тому, как иудейский Бог запечатлел, то есть вырезал Закон на каменных скрижалях.
— У нас в школе есть класс глухих. Четырнадцать глухих ребят.
— Вот бедняжки.
— Я им не стану помогать.
— Умница.
— Даже думать об этом не буду. И Ронни Тринглу тоже, он у нас в инвалидной коляске ездит.
Вот ты и на дне. Между пальцами ног струится прохладный песок, угрюмый угорь, скользкий и черный, как кровяная колбаса, тычется тебе в живот и пощипывает купальник, подаренный папой на день рождения.
Как же было замечательно, когда праздновали твое десятилетие! Только вот мама ничего не прислала, даже плохонькой открытки. Феба подарила свитер, разрисованный крадущимися кошками, тетя Джорджина заявилась с целым ворохом отпадных безделушек от Смитти Смайла: гвоздикой с брызгалкой, солнцезащитными очками с дворниками, шляпой с тульей в виде подставки для кувшина и длинной пластиковой соломинкой, чтобы можно было пить колу, даже катаясь на велике.
Извиваясь, как тюлень, ты заплываешь в пещеру. Тебе не нравится быть пухленькой: ну совсем как кабачок, а так хочется быть морковкой. Вот Феба — точно морковка.
Твои питомцы здесь, сползаются и подплывают к тебе, с готовностью подставляя спинки, чтобы их погладили. Случайно ты ловишь обрывки их мыслей. Камбала проголодалась, звезда хочет, чтобы у нее были детки, паникер-омар, как всегда, чем-то встревожен.
«Привет, Джули», — телепатирует губка Аманда. «Нам нельзя разговаривать», — отвечаешь ты. «Почему?» — «Это похоже на чудо». — «Поговорить с обычной губкой — это тебе не солнце остановить», — возражает Аманда. «И все-таки лучше не стоит».