Эффект Грэхема
Шрифт:
Я ерзаю на стуле, от дискомфорта напрягаются мои плечи, потому что я не знаю, много ли Джиджи рассказала своим родителям о моем прошлом. Я не просил ее держать в секрете то, что сделал мой отец, но мысль о том, что ее родители знают, все еще тревожит.
— Не легко расти без матери.
Я пожимаю плечами.
— У меня были приемные мамы.
Она изучает мое лицо.
— Они были добры к тебе?
Я резко встряхиваю головой. Мое горло сжимается.
— Я так и думала. — Она сжимает мои руки. — И именно поэтому я пришла. Я хотела, чтобы ты знал, что я здесь ради тебя. Я серьезно,
В глубине души возникает щекочущая мысль. О моей собственной матери. Если бы она была жива, и я привел бы домой девушку, на которой женился, интересно, как бы она отреагировала. Хватило бы у нее мудрости понять, что Джиджи на самом деле не “какая-то девчонка”, а вся моя жизнь.
Но я никогда не узнаю. И эта мрачная мысль царапает что-то внутри меня. Я моргаю. Моргаю снова. Влага в моих глазах не рассеивается. Это просто всплывает, искажая мое зрение.
— Эй, — мягко говорит Ханна. — Все в порядке.
Я поворачиваю голову, чтобы избежать ее взгляда. Я чувствую себя разоблаченным.
Поэтому она встает со своего стула и приседает передо мной.
— Прости. Мне не следовало упоминать о твоей матери.
— Нет, все в порядке. — Мой голос срывается. Я провожу предплечьем по лицу, вытирая глаза рукавом.
Прежде чем я успеваю ее остановить, мама Джиджи крепко обнимает меня, и теперь я плачу в ее объятиях, как маленький ребенок.
Это так чертовски неловко.
Она протягивает руку и убирает прядь волос с моего лба, не обращая внимания на мои слезы.
— Все, что я пыталась сказать, это то, что теперь ты моя семья. Я знаю, что я не твоя настоящая мама, но думаю, что неплохо справляюсь со своими детьми.
— Справляетесь, — хрипло говорю я.
— Так что, если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, я на расстоянии звонка или смс. Я всегда буду рядом с тобой.
Внезапно я слышу, как открывается входная дверь. Голоса Шейна и Беккета. Я быстро вытираю глаза, в то время как Ханна встает и садится обратно на свое место. Она делает глоток воды, затем ставит бутылку на стол и вздыхает.
— Итак. А теперь, как мы собираемся решать проблему отца и дочери?
Это легче сказать, чем сделать. Проходит неделя, а Джиджи по-прежнему отказывается разговаривать со своим отцом. Гаррет был в таком отчаянии, что даже позвонил мне и попросил поговорить от его имени. Я сказал, что попытаюсь. Потому что, во-первых, он мой кумир. А, во-вторых, теперь он мой тесть.
Но... она моя жена.
Жена.
До сих пор кажется нереальным говорить это. За всю мою жизнь ничто не казалось мне совершенно правильным, кроме хоккея. Когда я там, на льду, гоняюсь за шайбой, бью по воротам, именно тогда я всегда чувствовал себя самым собой. Чувство сопричастности, как будто я был именно там, где и должен был быть.
Я чувствовал такое только один раз в своей жизни.
Когда я сказал Да Джиджи в здании суда.
Мы выбрали друг друга. И она права —
Поэтому мне нужно прикрывать ее сейчас, хотя я понимаю, что ее отец сожалеет о каждом слове, сказанном им в тот день в раздевалке.
Но, черт возьми, эти слова глубоко ранили ее. Она пыталась угодить ему всю свою жизнь, а он берет и говорит, что разочарован в ней? Нет, что он никогда не был так разочарован в ней?
Ей потребуется много времени, чтобы забыть это. Гаррет знает, и именно поэтому он в отчаянии обращается ко мне. Я знаю, должно быть это убивает его. Очевидно, что он не одобряет наш брак.
Как ни странно, кое-кто, кто меня не осуждает — кроме моей свекрови, — это мой новый шурин. Уайатт написал мне из аэропорта в то утро, когда улетал из Вегаса.
(прим. перев. В америке шурина называют brother-in-law, что дословно переводится как брат-в-законе и имеет аббревиатуру BIL)
УАЙАТТ:
Обидишь мою сестру и я обижу тебя. Тебе понятно, Билл?
Я:
Билл?
УАЙАТТ:
Шурин. Пытался написать BIL, но автозамене это не понравилось. Так что, теперь ты Билл. Не обижай ее, и у нас будет все хорошо.
Я:
Не буду, и круто.
УАЙАТТ:
Добро пожаловать в семью. Я полагаю, нам нужно приложить усилия, чтобы поладить. Теперь, когда мы застряли с тобой навсегда.
Я:
Спасибо, Билл.
Уайатт не прилетит в Бостон, чтобы посмотреть, как я играю в “Замороженной четверке” завтра вечером, но Ханна и Гарретт приедут. Гаррет, вероятно, надеется, что у Джиджи не будет другого выбора, кроме как признать его существование, если они будут сидеть вместе.
Еще одна проблема — два дня назад Аризона обыграла Нотр-Дам, так что мы играем с ними в Национальном Чемпионате. Мне это не нравится. Я беспокоюсь о том, что снова буду играть с Майклом Кляйном. В этом сезоне мы не встречались с Аризоной, так что кто знает, как он поведет себя во время игры.
В тот вечер вся команда, включая Дженсена и тренерский штаб, отправляется ужинать. Тем из нас, кто является совершеннолетним, разрешается даже заказать одну — и только одну — бутылку пива, как любезно сообщает нам Дженсен. Затем он добавляет, что любой, кто воспользуется его предложением, должен выпить три стакана воды, чтобы нейтрализовать неразумный выбор. Тем не менее, многие из нас заказывают эту бутылку.
Новости о моей свадьбе разошлись по всей команде, и я замечаю, что Колсон во время ужина несколько раз поглядывал на мое обручальное кольцо. Единственный раз, когда наши взгляды встречаются, он что-то бормочет себе под нос и с отвращением отворачивается. Рядом с ним Джордан Трэгер свирепо смотрит на меня в знак солидарности. Я покорно тянусь за своей бутылкой.