Эфиопские хроники XVII-XVIII веков
Шрифт:
И в этот день, 30 генбота [914] , воссел царь на престол свой царский, и облачился [в одежды], восхищающие очи, и поставил пред собою семь знамен, и повелел бойцам войска своего бросать уды необрезанных пред собою. И пришли они, украшенные по степеням своим, кто на конях, кто пеш, по такому чину: каждый всадник верхом на скакуне держал щит на локте своей левой руки, а в ладони сжимал два дрота и узду коня, а в правой руке держал он щит и дроты убитых [врагов]; с середины щита свисали уды, а одеяния [врагов], запятнанные кровью, были повязаны коню на грудь. И так скакали они рядами. И когда приближались они пред царя, то превозносили сугубо удаль свою, говоря: «Я раб твой, Иясу, раб твой! Посмотри, скольких я положил и ниспроверг! Душу свою положу за тебя! За это дай мне честь и должность!». Некоторые говорили про вотчины свои и состояние и о бедах своих; и если они удлиняли речь свою, не говорили им: «Молчи!», а если были кратки, не понуждали говорить, а кто сколько хотел. А кончив, бросали пред царя все, что было в правой руке, брали один дрот [в правую руку] из левой и тогда поворачивали и скакали снова, и так по числу удов. А потом спешивались с коня и кланялись царю в ноги. И у пехотинцев чин был таков же. И так делали витязи Иясу высоких степеней в этот день. И было удов необрезанных много, как снопов хлеба. И когда не закончили с утра до вечера, то отложили остальное. Закончился в этот день месяц генбот; благодарение богу, приведшему нас в столицу сию и избавлявшего нас четыре месяца от всяких бед!
914
4 июня 1704 г.
А на другой день, в пятницу, начался месяц
А вечером в первую субботу простился царь под звуки рогов с войском своим, которое следовало за ним и труждалось с ним вместе, и провозгласил [указ]: «Да возвратятся все воины по областям своим, и да отдыхают по домам своим, и да не поднимают никакого дела, пока не увидим мы света креста господа нашего Христа [915] , да возвысится память его. Конец [походу]!». И возвратился каждый в свою область.
До сего довел я, человек смиренный и скудоумный, [повествование свое]. Многие, кто видел и не видел, брались писать и повествовать о том, что мы знаем доподлинно. Но подобает мне, и хочу я следовать от начала, ибо был я при [всем] по порядку и знаю доподлинно, как писать историю чудесных деяний царя царей Иясу, да будет над ним мир, он же родник и источник всякой почести. Подобает мне прервать здесь повествование, но читающий эту историю да простит мне погрешности мои и скудость разумения моего, ибо не искушен я в силе слова. Закончена история Иясу, бывшая от месяца тэра до 2 сане [916] , а число глав — 7. Благословен бог, сподобивший меня завершить помощью своею.
915
Т.е. до праздника воздвижения честного креста.
916
Т.е. от января до 6 июня 1704 г.
Напишу я другую историю, бывшую в Гондаре, как знаю сам и как поведали мне те, кто видел и слышал, ибо всякая история пишется в свое время, будь то великая, будь то малая, как видим мы в Восьмикнижии, в книгах царств и во всех историях царей.
1 сане была радость великая в великой столице царской, то бишь Гондаре. И было великое ликование и веселие, какого не было со времен основания города Гондара, когда услышали слух о прибытии и весть о здравии царя царей Иясу, да будет над ним мир. А дело было так: когда был царь в Кабаро Меда и отправлялся в поход на страну меча, сказал он государевому духовнику Михаилу: «Ты возвращайся в Гондар, пока я не вернусь, составь песнопения на пост [917] и поминай меня в твоих молитвах; возьми три меры меда [918] и пребывай там, пока я не сообщу тебе и не скажу!». И сказал государев духовник Михаил: «Кабы следовать мне за тобою по обычаю моему, как бы мне было прекрасно! Но да будет воля твоя, господин мой». И, возвратившись, сказал государев духовник Михаил одному из чад своих: «Иди, следуй за сим царем, что возвел меня на эту должность мою, иди туда, куда он идет, будь бодр и не сомневайся. А когда поворотит царь обратно, поспеши ко мне, и да не упредит тебя никто другой!». И, сказав это, возвратился он в свою область. Сановники же [устава] аввы Евстафия [919] оставались в Азазо, удерживая мир, как якорь, чтобы не колебался он от волнения слов и кипения замышлений ближних лжецам, которые смущают людей тем, что изрыгают сердца. Сей же служка пошел, и следовал за царем по слову господина своего, и обходил все области меча. А когда возвращался царь и пребывал у Гудара 22 генбота, приказал он людям правого крыла переправляться через реку Гудар. И тогда отпустил царь этого отрока государева духовника Михаила, и отправился тот в этот день и прибыл в великий город Гондар, царскую столицу, 1 сане [920] в пятницу, [день недели], на который приходится спасение Адама и семени его, распятие спаса нашего, поругание от иудеев, когда приблизились они к нему, поклонялись поклонением притворным и насмехались над ним, [били его] и говорили: «[Прореки], кто ударил тебя?». И еще подносили ему уксус и говорили: «Если ты сын божий, спаси себя самого, сойди с креста» (Марк. 15, 30). И еще ударил его служитель первосвященника и сказал ему [Иисус]: «Если я сказал худо, покажи, что худо, а если хорошо, что ты бьешь меня?» (Иоан. 18, 23). А потом насмехались над ним, надели на него багряницу, и плевали в лицо (Матф. 27), и всем этим посрамляли господа славы, честь чад Адамовых; распятие же на кресте для погибших — глупость, а для нас — мудрость божия [921] . О глубина богатства мудрости его! Коли мне писать досконально о делах божественных, то и многих слов не будет довольно. Но, оставив многословие, вернусь я к повествованию моему.
917
Т.е. церковные песнопения для служб во время поста, которые эфиопские иереи могли составлять сами, соблюдая, разумеется, все каноны этого жанра.
918
В тексте употреблено слово «бадос», восходящее к греческому «багос» — бат (мера для сыпучих и жидких тел, составляющая три амфоры). Эфиопский бадос равнялся чану, т.е. составлял около 280 литров. См. коммент. 94 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».
919
См. коммент. 85 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».
920
5 июня 1704 г.
921
Синода имеет в виду, что если бы Христос не был распят и не умер на кресте, то не был бы искуплен и спасен род человеческий; однако Христос спас лишь тех, кто уже умер ко времени его распятия. После этого спасены будут отнюдь не все, а только верующие.
И когда прибыл в Гондар служка государева духовника Михаила, нашел он людей городских в трепете великом, словно слепца на вершине горы высокой без поводыря, словно хромца, утерявшего посох на дороге скользкой, и словно купца, потерпевшего кораблекрушение и вздымаемого волнами морскими среди моря, не дойдя до пристани, и словно ткача, чей станок сломался посреди работы, и словно овец, потерявшихся без пастыря. И когда они пребывали так, благовестил им сей отрок благовестием прекрасным и сообщил им, что пребывает царь и войско его в здравии. И тогда выбежал государев духовник из дома своего бегом, и вошел в церковь отца нашего Такла Хайманота, и собрал всех иереев, священство, украшенное украшениями церковными, и возложили они венцы на головы, и вознесли каждение, и взяли кресты, на которых начертано имя Адьям Сагада [922] , и пели они тогда Песнь Моисея (Исх. 15, 1-10), и говорили под барабан и систру: «Пою господу, ибо он высоко превознесся» (Исх. 15, 1). И еще восклицали они, говоря: «Да славят господа за милость его» (Пс. 106, 15). И снова говорили: «Господи! силою твоею веселится Иясу» (ср. Пс. 20, 2) — и ходили крестным ходом со многим пением гимнов различных в ограде церковной, а потом вышли наружу и дошли до площади, где трубят в трубы царские, а оттуда вошли во дворец царский с песнопениями великими и пребывали там долгое время. Государев же духовник Михаил топотал ногами и плескал руками, так что был пот его как капли крови (Лук. 22, 44). А затем возвратились они в церковь и прочли «отче наш иже еси на небесех» семь раз ради царя, коему бог покорил под ноги врага его. И, стоя в алтаре, малака берханат [923] Кавстос, [настоятель монастыря] Дабра Берхан, когда услышал все это, повелел трубить в трубы серебряные, бесподобные, как и весь храм церкви этой, и бить в колокол
922
Эту церковь св. Такла Хайманота царь Иясу (Адьям Сагад) выстроил в первый год своего царствования и снабдил ее всеми необходимыми книгами и утварью священной. Позаботился царь и о парадном облачении священства, в частности о крестах, на которых он повелел вырезать свое имя.
923
Настоятели крупных соборов в Эфиопии имеют каждый свой традиционный эпитет. Настоятель монастыря Дабра Берхан («гора света») имеет своим эпитетом «малака берханат» («ангел светов»).
924
Этот колокол в числе прочих подарков от голландского губернатора Батавии был привезен царю Иоанну (Аэлаф Сагаду) в 1677 г. армянским купцом Мурадом, который состоял на службе царя Иоанна. См. коммент. 238 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».
Тогда собрались все священники, кои суть дух господен (ср. Исайя 61, 1), числом 170, не считая чад псалтирных [925] , которые учатся духовным стихам, и толкованию Писания, и песнопениям Иареда [926] . Они читали Писание, и служили всю службу в церкви отца нашего Такла Хайманота, и пели под барабан и систру, говоря: «Пою господу, ибо он высоко превознесся» (Исх. 15, 1). И с этим устроили крестный ход внутри церковной ограды, а затем вышли из ворот, распевая: «Алилуйя! — ликует Дабра Берхан! Когда слышит известие о Иясу-царе, ликует Дабра Берхан!» Они пропели это песнопение до конца и пели долгое время, а среди них шествовал малака берханат Кавстос, ибо он шествовал так, что всяк язык ублажал его сугубо, паче всех иереев, и око видевшее восхваляло (ср. Иов. 29, 11), а сладость духовных стихов его веселила сердца. Потом возвратились они с песнопениями, и усердствовал в речах лика мазамран [927] Эльфийос. И когда закончили, прочли «отче наш иже еси на небесех» семь раз ради царя, да хранит бог царствие его! И велел трубить в трубы кантиба Матфей, соблюдавший страну, выкалывая глаза и отрезая уши [преступникам] со времени ухода царя до времени его прибытия, а если появлялся наглый, он шел к нему, и вязал, и воздавал по деяниям его. И приказал он трубить в трубы радости и говорил: «Отныне да посрамятся враги наши и да возрадуются друзья наши: вот победил лев Иясу из колена Иудова [928] и возвратился в здравии в страну свою!». Войско же царское, которое охраняло Гондар, пошло с плясками к кантибе Матфею, и собрались все люди гондарские спереди и сзади, справа и слева, малые и великие, и не осталось [дома] ни мужчины, ни женщины, ни старца, ни младенца. От множества их пыль вздымалась от земли наподобие облака, и было великое ликование в этот день, ибо взошло их светило — Иясу для омраченных тьмою и тенью смерти (ср. Иов. 3, 5), ибо сбылось реченное Исайей-пророком о господе Христе, памяти его подобает поклонение: «Земля Завулонова и земля Наффалимова, на пути приморском, за Иорданом, Галилея языческая, народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет» (Матф. 4, 15-16). А наместник внутренних покоев царских азаж Агаро устроил великое веселие до рассвета, ибо то был великий день.
925
Чадами псалтирными в Эфиопии называли школяров, которые учились при церквах, соборах и монастырях.
926
См. коммент. 545.
927
Лика мазамран — титул главы придворных певчих.
928
Эти слова представляют собою перифраз официального девиза эфиопских царей: «Лев из колена Иудова победил».
Вот написал я все, что видел и слышал; и написано все это для назидания всем и пользы всем, подобно тому как нашел я в истории Мардохая и Хамана: было два евнуха среди слуг царя Артаксеркса, и захотели они убить царя. И стачали они сапоги и посадили туда змей, чтобы убить царя. И, узнав об этом, рассказал Мардохай царю, и убил царь этих двух злодеев и приказал записать в книгу истории Мардохая изложение этой истории. И эта история помогла Мардохаю во время свое, и спасла его от смерти и мести Хамановой, и стала напоминанием изрядств его [929] . И того ради написал я историю опечаленных сердцем из-за отсутствия царского, чтобы была она напоминанием об изрядствах их для детей их и детей детей их. Но да подаст бог царю нашему Иясу страх имени своего и красу почитания своего, а враги же и ненавидящие его да будут покорены! Да утишит бог гнев свой и ниспошлет на землю милость и щедрость свою.
929
Эта притча позаимствована Синодою из «Иудейской войны» Йосиппона. См. коммент. 580.
ЖИТИЕ ЦАРЯ НАШЕГО ЧЕСТНОГО ИМЕНЕМ ИЯСУ, ПРЕЗРЕВШЕГО ЦАРСТВО И СТАВШЕГО МУЧЕНИКОМ КРОВИЮ ЧЕСТНЫМ 5-го [ДНЯ] МЕСЯЦА ТЭКЭМТА В МИРЕ БОЖИЕМ, АМИНЬ И АМИНЬ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Включение «Жития» царя Иясу І в круг памятников эфиопской историографии вызвано обстоятельствами как исторического, так и литературного порядка. В отношении историческом оно интересно потому, что официальная «История» этого царя прекращает свое повествование за два с половиной года до его трагической гибели, а «Житие» как раз специально останавливается на этом немаловажном событии, описывая его как «мученичество святого царя». В литературном отношении этот памятник также занимает особое место: формально принадлежа к жанру житийному, обусловившему некоторые особенности его стиля и композиции, он все же больше тяготеет к произведениям официальной царской историографии.
Разумеется, житийный жанр (в особенности же жития национальных святых) не отделен непроходимой стеной от произведений национальной историографии. Эфиопская агиография как исторический источник была разобрана в специальном большом труде Б.А. Тураева, который писал: «Не будучи всегда точны и достоверны в передаче фактов, агиологические памятники шире захватывают, глубже обнимают и ярче передают историческую жизнь своего народа, чем летописи» [11, с. 288]. Однако и различие между этими жанрами велико, главным образом в авторском подходе и к описываемым событиям, и к герою повествования. Как и повсюду, житийный жанр в Эфиопии появился и развился прежде всего в связи с церковными потребностями. Появление национальных святых и помещение их в церковный календарь под определенным днем их памяти создавало потребность в житиях, которые следовало читать в эти дни на всенощной. Писались жития, как правило, в тех монастырях, где подвизался описываемый святой, что зачастую ограничивало круг интересов автора монастырскими стенами и из-за неумеренного «монастырского патриотизма» автора вело к безмерному превозношению собственной обители. В любом случае в житиях мы видим «взгляд из монастыря» на эфиопскую историю. Это естественно, потому что их авторами были, как правило, монахи. Авторами произведений официальной царской историографии были также духовные лица, однако совсем другого толка: это были представители придворного духовенства, и здесь мы сталкиваемся уже с придворной точкой зрения.
В этом отношении «Житие царя нашего честного именем Иясу» резко выпадает из однородного ряда памятников эфиопской агиографии и относится к житийному жанру только формально. Его автор явно принадлежит к придворному кругу. Его описания торжественной коронации Иясу, его благотворительности церквам и духовенству, храмового строительства и военных походов больше напоминают стиль официального хрониста, нежели монастырского агиографа. Издатель «Жития» К. Конти Россини предполагает, что его автором мог быть Синода — официальный историограф царей Иясу и Бакаффы [33, с. 66-67]. Это весьма правдоподобно, тем более что описание похода на Гибе, в котором Синода участвовал, очень похоже на описание очевидца, а упоминанием в тексте царя Иоанна IV, жившего во второй половине XIX в., можно пренебречь как позднейшей вставкой переписчиков. «Житие» Иясу резко отличается от произведений эфиопской агиографии и своим объемом. Оно слишком велико для краткого синаксарного сказания, но очень мало для пространного самостоятельного жития. Вполне очевидно, что это произведение появилось не обычным путем, т.е. в ответ на монастырские и сугубо церковные нужды, а было составлено по прямому указанию царя Феофила для учрежденного им праздника успения своего брата, царя Иясу, и инициатива здесь исходила не из церковных, а из придворных кругов.