Египетские сны
Шрифт:
Иду приозерной аллеей. По левую руку – скамеечки. Справа, за зеркалом озера, за сединами крон – сумасшедший простор.
Дыхание перехватило! Вот он, тот самый «Храм», который все эти дни ощущал за спиной. В разрывах между кривыми стволами – бескрайнее поле. Над ним – отражающий землю небесного ока «бездонный зрачок».
Нечто схожее было в Ополье (Владимирщина), на Валааме (Ладога), в Венецианской лагуне: будто смотришь откуда-то сверху, видишь мир целиком и всякую мелочь в отдельности. Кажется, нежно-зеленый ковер усеян до горизонта, как муравьями, фигурками хухриков и человечков. Они играют мячами (на поле масса футбольных ворот, баскетбольных корзин, лунок для гольфа и разного вида сеток), бросают воланы, змей запускают, носятся вперегонки, кувыркаются или просто гуляют, болтают, хохочут, или, прижавшись друг к другу, нежно воркуют.
Я счастлив! Душа торжествует: «Вот они – мои дети, пережившие страшную ночь!»
3.
– А это наш друг из Москвы! Добро пожаловать в Риджнс Парк! – незнакомка встретила меня своей обычной улыбкой, лишь небольшая хрипотца выдавала волнение.
– Думал, кроме слова «Сайбирия» здесь о нас ничего не изсвестно.
– Ваш самолетик как раз был оттуда – из Уренгоя.
– Все-то вы знаете!
– Я вас встречала в Хитроу.
– Вы ошиблись. Я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете.
– Садитесь, – она указала мне на скамейку. – Сейчас разберемся, тот вы или не тот.
Я не сводил со смуглянки глаз. Темная одежда, строго уложенные каштановые волосы придавали ей торжественный вид.
На другом конце лавочки восседал прямой седовласый дедушка. При нем была светленькая пятилетняя внучка. Она бегала вперегонки со своим ровесником, сверкавшим вишенками монголоидных глаз, и моим пушистым приятелем, который, конечно же, подоспел сюда раньше меня.
Мне показалось, лицо старика я уже где-то видел. Женщина тихо сказала соседу несколько слов.
«Кромвер» – представился он через голову незнакомки, будучи на две головы ее выше.
Я тоже представился. Мы поздоровались. Кромвер кивнул в сторону хухра: «Простите, он кто?». В голосе не было удивления. Просто мужчине хотелось знать, какого рода и племени этот пушистый джентльмен.
Я был рад «сообщить», что хухр – разновидность йеху (гималайских снежных людей) – очень способная молодая особь… Когда вырастет, станет знаменитостью, может быть даже, – Генеральным секретарем ООН.
Мужчина поднялся, подозвал девочку и, указав на нее, торжественно пообещал: «И наша „йеху“, когда вырастет, обязательно станет знаменитостью».
– Не сомневаюсь.
Я был благодарен Кромверу, что он выручил меня, с чисто английским изяществом сгладив бестактность по поводу «йеху».
Простившись с нами, девочка и старик двинулись по дорожке вдоль озера, в сторону детской площадки и красовавшейся за оградой мечети.
Держась за руку деда, малышка, время от времени, заливалась смехом, а он, широко улыбаясь, поднимал глаза к небу, словно благодарил его за дарованное счастье.
Знаете, кто эти люди?
Я отрицательно покачал головой.
Конечно, откуда вам знать… – рассмеялась леди – Это потомки лорда Кромвера – его правнук и праправнучка.
Имя мало, что мне говорило: то ли слышал где-то о нем, то ли видел портрет в Галерее, когда, несся по залам, не включая карманного гида.
Подозвав игравшего с хухриком мальчика, она представила: «Мой сын Смит». Одернула на Смите курточку, провела ладонью по темной головке и отпустила кормить птиц, наказав: «Будь осторожнее! Не лезь в воду.» Потом сообщила:
Мой муж Ли работает банковским служащим.
Клерк?
Менеджер. Его родители давно приехали из Гонконга. Ли мечтает побывать на исторической родине. Но все как-то не получается. Много работы.
Кажется, вы уже всех мне представили… кроме себя.
Она улыбнулась, секунду помедлила и… назвала свое имя.
Ее голос был едва слышен, но я содрогнулся, как будто над ухом пальнули из пушки: «Клео Птоломей». Я невольно воскликнул: «Ее давно нет!»
– Многих давно уже нет… – сказала она, – царица Клеопатра Птоломей «ушла», хлопнув дверью. Дочь Графа – Клео Птоломей – убита погромщиками… Я правнучка ее брата Клавдия и праправнучка известного вам Александра Птоломея.
– Допустим. Но почему именно меня вы встречали в Хитроу? Вы меня даже не знаете…
– Мы знали вас еще до отлета сюда.
– Через хухра!?
– А почему бы и нет? Он хоть и шалунишка, но добр и необыкновенно чувствителен.
Я вспомнил, как в Британском музее хухрик падал без чувств от музыки Шнитке, и спорить не стал.
– Выходит, через него вы знали обо мне все.
– Скажем так: все, что нужно было.
– А что было нужно?
– Для нашей семьи Александр не менее значим, чем Магомет для Ислама. Эвлин Баренг – часть жизни Мея, его сбывшаяся надежда. А вы, получается, – душеприемник Баренга. Ни больше, не меньше.
– Какая там сбывшаяся надежда! Баренг потерпел полный крах!
– Вы не все знаете.
– А что знаете вы? Я хочу ясности.
– Мне известны все ваши сны.
– Прекрасно!
– А теперь вы хотите спросить про бумагу, которую в госпитале показал Эвлину хедив.
«Приговор?»
Вам показалось. Это было послание консула, которое Гарри доставил хедиву. И вот его текст. Всего несколько строк: «Ваше Величество, если желаете сохранить власть, если любите эту страну, дайте ей передышку, – сделайте все, что Вам скажет доктор. Доверьте Египет Баренгу, как доверяли собственное здоровье». Подпись. Печать.
Вот как!? Разве Баренг тогда не погиб!?
Даю историческую справку, – женщина достала из сумочки какой-то листок и прочла: – «Майор Эвлин Баренг (впоследствии лорд Кромвер) добился положения выше первого министра хедива, провел административные и хозяйственные реформы, которые отодвинули катастрофу и, сохранили в Египте стабильность на протяжении шестидесяти лет». – Закончив читать, Клео добавила: Александр пытался назвать перед смертью имя Лорда. Сил хватило только на первых два звука.