Его величество Человек
Шрифт:
—Невестушка, это исцеляет от всех недугов, если в чай положить.— Иван Тимофеевич протянул Мехринисе стакан малинового варенья.
Обычно врачи ограничивают посещение больных, опасаясь, что последние переутомятся. Доктор Аманов придерживался другого мнения. Замечая, как благотворно действуют на Мехринису визиты друзей и знакомых, он говорил ей:
—Ничего, мать, пусть приходят, поговорите вдоволь, но смотрите: о болезни ни слова! Все, что касается болезни, предоставьте нам, врачам...
Мехринисе тоже казалось, что от свиданий, от человеческого тепла ей становилось легче.
После обеда в палату вошли две незнакомые женщины. Их сопровождал сам доктор.
—Вот, мать, еще гости. Ахунбабаев прислал. Какой внимательный человек наш Аксакал, занят по горло, а не забыл о вас, мать. Ну, ну, проходите, доченьки, садитесь вот здесь.— Доктор Аманов взял у одной женщины сверток, положил его на стол, а ее усадил на диван; рядом присела и другая гостья.— Поговорите, поговорите.— Доктор еще раз улыбнулся и вышел.
Женщины пришли ненадолго. Они сказали, что Ахунбабаев, уезжая в Фергану, поручил им навестить Мехринису, просил передать ей привет. Перед уходом они поинтересовались, было ли что-нибудь от Махкама-ака.
—Нет, наверное, он еще не добрался до места,— грустно ответила Мехриниса...
Женщины многозначительно переглянулись и, попрощавшись, ушли. Вскоре появился доктор Аманов. Он радостно потирал руки и поглядывал на Мехринису.
—Я передал Аксакалу, матушка, что сам лечу вас. Аксакал будет доволен.
—Он вас знает?
—Знает, мать! Мы встречались на строительстве канала. Он замечательный человек. Ну, надо же, прислал людей навестить вас...
Чуть приоткрылась дверь, и показалась расплывшаяся в улыбке мордашка Сарсанбая.
—Можно войти?
Доктор быстро оглянулся.
—Вот и наш бай пришел: баю-бай, Сарсанбай! — Он широко распахнул дверь.— Ого, пожалуйте, пожалуйте...
Вслед за Сарсанбаем вошли Ляна, Дзидра, Саша, Леша, Галя, Леся, Абрам. В комнате сразу стало тесно.
—Садитесь-ка вот сюда на диван... Хорошие вы мои, сладкие вы мои, карапузы вы мои... Вот и молодцы, вот и молодцы. А где же ласточка? — Так доктор Аманов называл Марику, утверждая, что брови у нее точь-в-точь как крылья у ласточки.
—Спала, не стала будить ее,— объяснила Ляна, улыбаясь.
—Ну, как вы там поживаете? Как ваши корова-теленок, котлы-миски, ножи-ложки, скандалы-озорство? — спрашивал доктор Аманов.
Дети дружно рассмеялись. И сразу исчезла скованность, стало шумно, как в детском саду. Мехриниса переводила взгляд с одного на другого и с радостью отмечала про себя, что вроде никто не похудел и одежда на всех чистая.
Внезапно кто-то кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Все оглянулись: в дверях стояли Иван Тимофеевич, его жена — «тетя Ольга», как звали ее в семье Мехринисы. Из-за плеча отца выглядывала Надежда — их дочь, которую они уже отчаялись увидеть. Надежда нашлась совсем недавно. В полусгоревшем вагоне она едва-едва добралась до Ташкента — голодная, оборванная, ничего не знающая о своих...
Доктор Аманов, приплясывавший посредине комнаты вместе с детьми, смутился, отошел в сторону. Мехриниса только приподнялась на подушках, собираясь пригласить гостей присесть, как вдруг Надежда рванулась вперед и сдавленным, каким-то чужим голосом крикнула:
—Аллочка!
В следующую секунду она пошатнулась и рухнула на руки вовремя подоспевшему доктору.
—Позови медсестру,— быстро сказал доктор Ляне, укладывая женщину на диван.
Ляна выскочила в коридор и тотчас же вернулась с медсестрой. Доктор что-то произнес по-латыни, сестра смочила лекарством ватку и поднесла ее к лицу Надежды, потом ловко закатала рукав ее платья и вонзила шприц в руку.
—Надюша, доченька, открой глаза. Что с тобой? — запричитала тетя Ольга.
Испуганная Мехриниса, откинувшись на подушку, смотрела, ничего не понимая.
Надежда очнулась и попыталась встать. И тут Галя, неизвестно как вынырнувшая из-за спин взрослых, бросилась к дивану. Девочка удивленными глазами смотрела на лежащую на диване женщину.
—Аллочка! — уже обессиленно, тихо повторила Надежда.
—Мама! — С пронзительным криком Галя упала ей на грудь.
Надежда исступленно целовала Галю, а девочка то крепко обнимала мать за шею, то откидывала голову, вглядывалась в ее лицо и все твердила:
—Мама, мамочка!
В душе Дзидры еще свежа была рана, нанесенная приходом незнакомой женщины. Она не могла оторвать глаз от Надежды и Гали.
—Слава аллаху! — сказала Мехриниса и глубоко вздохнула.— Я рада за мою деточку.
Надежда почувствовала безмерную благодарность к этой больной женщине, приютившей ее девочку.
—Ну, доченька, ну, моя курносая,— обнял Галю доктор Аманов.— Вот так, сразу две мамы у тебя,— стараясь быть веселым, говорил он,— а у меня нет ни одной.— Он сморщился, как бы сдерживая слезы, сделал обиженный вид.— Как же теперь будет, может, ты отдашь мне одну маму?
—Нет! — воскликнула Галя в отчаянии.— Обе они мои!
—Пусть обе мамы будут твоими, доченька, ты права, умница! Теперь у тебя две мамы и два имени: Галочка и Аллочка.
—Это отец называл ее Аллочкой,— объяснила Надежда и тяжело вздохнула: от мужа по-прежнему не было никаких известий.
Тетя Ольга повернулась к Мехринисе и, приветливо ей улыбаясь, сказала:
—Мы с вами знакомы недавно, но уже подружились, а теперь судьба нас даже породнила.— Она выпрямилась на стуле и крепко сжала руку насторожившейся дочери.— Сейчас пусть Галочка останется у Мехринисы, пусть помогает ей выздоравливать, а потом сама решит, где будет жить: в том доме или в нашем.