Его величество Человек
Шрифт:
—Сиди тихо,— велела она дочери и, закидав сеном платок, подхватила мешок и вошла во двор.
Во дворе были только дети. Каждый занимался своим делом. Ляна стирала, Абрам развлекал Марику, Галя подметала айван, Саша и Леша выкладывали в таз дынные корки для коровы. И только Леся беззаботно качалась на качелях. Удивлённая женщина неподвижно стояла у калитки. Первой незнакомку заметила Ляна.
—Ассалому алейкум! Входите, хола.
—Ва алейкум ассалом. А где мама?
—В больнице,— грустно сказала Ляна.
—Ой, бедняжка! Давно ли?
—Уже четыре дня...
Дети оставили свои дела и подошли
—А как она себя чувствует? Вы бываете у нее?
—Вчера мы ходили со старшим братом. Она уже понемногу встает.
—А отец на работе?
—Нет, уехал на фронт.
Женщина совсем растерялась. Подбежавшая Леся с откровенным любопытством глядела на мешок.
—Пришло письмо от Батыра-ака. Скоро он и сам приедет! — радостно поведала гостье общительная девочка, желая завести знакомство.
—Вот оно как...— Женщина погладила Лесю по голове, так и не поняв, о каком письме идет речь.
—Хола, поднимитесь на айван,— пригласила Ляна. Ей хотелось спросить: «Зачем вы пришли?» — но она стеснялась.
Женщина молча подняла мешок и направилась к айвану. Забыв не только снять сапоги, но и соскоблить прилипшую к ним грязь, она уселась на курпаче возле хантахты, развязала мешок и высыпала две пригоршни урюка с яблоками.
—Это вам. Кушайте.
Дети были изумлены. Глаза у них загорелись. Они переглянулись, не зная, что делать, и вопросительно смотрели на Ляну. Ляна стояла, опустив голову.
—Кушайте, для вас привезла,— повторила колхозница.
Дети смущенно присели. Как только Абрам поднес Марику к хантахте, девочка обеими ручонками схватила яблоко и сунула его в рот. Щечки у нее вздулись, лицо засветилось блаженством.
—Какая чудная девочка! Ну-ка, иди ко мне.— Женщина взяла Марику на руки. Выбрав урючину помягче, она вынула косточку.— Тот дай мне, кушай этот, без косточки,— уговаривала она девочку.— Это младшая, да?
—Да, это моя сестренка, ее зовут Марика.
—Какая ты славная! Ну, что ж вы стесняетесь? Берите!
Только после этих слов дети застенчиво протянули руки
к фруктам.
—Это послали вам в подарок колхозники,— объяснила женщина Ляне, все еще удивленно пожимавшей плечами.
—В подарок? — переспросила Ляна.
—Да.
—Апа, маме отнесем! — радовалась Леся.
—Папе тоже пошлем, напишем, что подарок,— предложил Абрам.
От недавнего смущения не осталось и следа. Дети ели без стеснения, смеясь, выхватывая фрукты друг у друга. Вмиг хантахта опустела. Саша и Леша одновременно протянули руки к последнему сушеному яблоку, и оба остановились, уступая его друг другу. Заметив это, женщина высыпала на хантахту еще две пригоршни фруктов.
—Берите, ешьте...
Не ела только Ляна — она ушла в дом и вскоре появилась с чайником в одной руке и с жестяной тарелкой в другой.
—Прошу вас, угощайтесь.— Она поставила перед колхозницей тарелку с красиво выложенными на ней тоненькими ломтиками хлеба.
Женщина изумленно вскинула глаза на Ляну: хлеб давали по карточкам, помалу, хлеба едва-едва хватало, чтобы не забыть его вкус, а тут вдруг девочка ставит перед ней полную тарелку. Что это? Легкомыслие? Или щедрость и доброта?
Женщина, не зная, что сказать, молчала, потом ласково отказалась:
—Спасибо, доченька, я пойду, пожалуй.
—Нет, нет, попейте
Дети перестали есть и смотрели во все глаза на Ляну и
на женщину. Только Леся торопливо запихивала себе в рот урюк.
Ляна сердито сдвинула брови, взглянула на детей — они, как по команде, отвернулись.
—А где остальные? — спросила гостья, принимая из рук Ляны пиалу с чаем.
—Старший на работе, остальные в школе... Вы хлеб берите, не пейте пустой чай.
—Возьмите, хола,— вдруг вмешался Абрам. Он взял с тарелки кусок хлеба и подал его женщине.— Это моя порция, а я уже наелся урюком.— Он старался не глядеть на тарелку.
Женщина взяла у Абрама хлеб и положила перед собой.
—Ешьте, пожалуйста, и мой тоже,— неуверенно, точно сомневаясь в правильности своего поступка, сказал Саша.
—Возьмите, и я уже наелся.— Леша сейчас же подвинул гостье еще один кусок.
Женщине же вдруг вспомнилось и, как острие кинжала, пронзило мозг старинное присловье: «Сиротский кусок обречет на несчастье весь род до седьмого колена...» Комок подступил к горлу, она торопливо отхлебнула чаю и сразу же почувствовала, что он приготовлен из жженых яблок. Ей хотелось быстрее уйти, но она поперхнулась и закашлялась. Тут подошли Леся и Галя и церемонно положили перед гостьей свое угощение — очищенные ядрышки урюка... Любезность маленьких девочек растрогала ее еще сильнее. Чтобы не обидеть их, женщина взяла несколько ядрышек, но вдруг вскочила, спустилась с айвана и, не попрощавшись, быстро скрылась за калиткой. Дети не успели ничего сообразить, как незнакомка уже вернулась с узлом в руке, подошла к айвану и развязала его. В узле тоже были сушеный урюк и яблоки.
—Возьмите, и это вам. До свидания, будьте здоровы,— торопливо промолвила женщина и ушла.
Лицо ее пылало, и Ляне показалось, что последние слова она произнесла сквозь слезы.
Дети вышли на улицу и увидели, как от их дома отъехала маленькая арба, запряженная ослом, на которой, обнявшись с девочкой, сидела странная незнакомка.
Они провожали ее взглядом, пока арба не свернула на большую улицу. Вернувшись во двор, все опять набросились на урюк.
Через минуту со всех сторон послышался стук — это дети кололи косточки урюка.
Ляна вымыла в медном тазике сушеные фрукты, налила воду, развела огонь.
—Это что будет? — заинтересовался необычными приготовлениями Саша.
—Компот.
—Здорово! Компот будем пить! — радостно закричал мальчик.
—Это не нам.
—Не нам?.. Это маме, да? — Саша мужественно пытался скрыть разочарование.
—Да, Саша, ты сиди здесь, подкладывай в очаг листья, а я пойду стирать,— попросила Ляна, вспомнив про полный таз белья.
Выжимая белье, Ляна не сразу заметила, что во двор вошла незнакомая молодая женщина. Вошла и остановилась в двух шагах от калитки. Она была очень красива, ярко накрашена и нарядно одета: легкое голубое пальто, тяжелые серьги из бирюзы, туфли на высоком каблуке, золотые часы на запястье. Волосы, изящно стянутые узлом на затылке, покрывал белоснежный шерстяной шарф. С тех пор как началась война, Ляна не встречала таких нарядных, ухоженных женщин. «Наверное, артистка»,— подумала девочка, восторженно смотря на женщину. Та помолчала, тревожно оглядывая двор, и наконец спросила: