Его величество Человек
Шрифт:
«Видно, хочет о чем-то поговорить»,— догадался Махкам- ака.
В этот момент во дворе появился Коля с мешком в руке.
Махкам-ака и Мехриниса с удивлением посмотрели на Кадырходжу.
—Вот все, янга, что мы смогли... Остальное за нами...— объяснил Кадырходжа, передавая мешок Мехринисе.
—Ой, ведь еще ничего и не известно. Зачем же вы? И так много...— Мехриниса покраснела от стыда, сообразив, что Кадырходжа принес свадебный подарок Батыру.
Махкам-ака пришел ей на помощь.
—Раз туяна[70] есть, значит, и свадьба состоится. Принимай, принимай, жена. Кто знает, может, и нам скоро, как Кадырходже, подарят внука...
—Да ну вас с вашими шутками! — рассердилась на мужа Мехриниса.
—Вы не ругайтесь, сначала откройте, посмотрите, стоящий подарок или нет. Внимательно смотрите, как бы не было в мешке металлолома! — расхохотался Кадырходжа.
—Вот чему я бы очень был рад. Сейчас мне металл дороже всего,— серьезно заметил Махкам-ака и, взяв под руку гостя, направился в кузницу.
Мехриниса принялась готовить угощение. Поставив на поднос кое-какие лакомства, чайник с чаем и две пиалы, она попросила Колю отнести это мужчинам.
Кадырходжа, переступив порог кузницы, с удовольствием ощутил знакомый едкий запах дыма, запах раскаленного железа, шлака, лежавшего грудой справа от печки, угля в горне, сажи, приставшей толстым слоем к стенкам борова. Кадырходжа наслаждался привычной картиной и, довольный, сел на старенькую, обгоревшую табуретку.
—Ну, уста, хватит, сколько можно,— взял он сразу быка за рога.— Закрывайте кузницу, идемте со мной на завод.
—Опять за старое? Я-то думал, что-нибудь важное! Сказал же, если буду жив-здоров, научу еще и детей кузнечному ремеслу. Коля вот уже взялся за работу, и неплохо идут у него дела.— Махкам-ака ласково взглянул на сына, стоявшего на пороге с подносом в руках.
—Дада, вот мама прислала, а я пойду...
—Да, иди, сынок, иди.
—Этот мальчик вырастет надежной опорой для вас.— Кадырходжа проводил Колю взглядом и затянулся папиросой.— Ну а насчет завода как? Окончательно?
—Окончательно и бесповоротно! Я не могу уйти и оставить своих товарищей! — твердо ответил Махкам-ака. Чувствовалось, однако, что он волновался: правой рукой кузнец нервно пощипывал бородку.
—Что ж, уста, я могу только просить вас, а не приказывать. Ну, теперь перейдем к основному. Вам предстоит поездка в Москву.
—В Москву?! — Изумленный кузнец застыл, не сводя глаз с гостя.
—В Москву.
—Зачем? Что-нибудь случилось? — забеспокоился кузнец, перебирая в памяти все последние заказы.
—Все хорошо, вот потому и поедете. Поедете, чтобы потребовать порядка во всем мире.
—Не понял.
—В Москве открывается большой форум борцов с фашизмом. Вас выбрали представителем на этот форум.
—Меня одного? — испугался Махкам-ака.
—Нет. Поедут и другие. Наверное, и я поеду. И Иван Тимофеевич тоже. В горкоме партии мне поручили известить вас об этом.
Чего-чего, а такого Махкам-ака никак не ожидал. После долгой паузы, справившись с волнением, кузнец спросил:
—Когда ехать?
—Точный день пока неизвестен, но скоро.
—Сосватать бы Батыра, тогда можно ехать со спокойной душой,— задумчиво сказал Махкам-ака.
—Разве долго сосватать? Пойдут женщины, сосватают, и делу конец. Не вам же этим заниматься! Говорят, из республики едет всего пять-шесть человек.
—Вот как! Да ведь и у нас на станции недавно было собрание по этому поводу.
—То был митинг женщин-активисток республики. Помните, ваша жена тогда выступала?
—Да, да. Помню,— улыбнулся своей доброй улыбкой кузнец.
—Теперь очередь за вами.— Глаза Кадырходжи хитро блеснули.
—Эй, эй! — вздрогнул в страхе Махкам-ака.— Я готов выполнить любое поручение, но выступать не умею.
—Янга сумела, неужели вы не сможете?
—Нет, нет, ради аллаха, избавьте меня от этого. Не умею я говорить. Это уж вы сами.
—Ну, ладно, ладно, там видно будет. Значит, едем?
—Даже не знаю, что делать.
Сватовство Батыра не давало покоя Махкаму-ака.
—Вы пока готовьтесь в путь, ведь день отъезда еще не уточнен...
Они вышли и во дворе столкнулись с Батыром. Поздоровавшись, Кадырходжа затеял разговор о свадьбе. Батыр густо покраснел и молча пожал плечами с видом человека, к которому обратились по ошибке.
Глава двадцать восьмая
С началом войны свадьбы почти прекратились. Редко-редко стали раздаваться звуки сурная[71], но уж если зазвучат, то особенно радостно и торжественно.
Совсем мало свадеб сыграли в первый военный год. А те, которые все же отпраздновали, были скромны и малолюдны.
С прошлой осени сурнай зазвучал чаще. Наверное, свадьбы определяют в какой-то мере душевное состояние людей, настроение народа. Война шла на убыль. Советская Армия освобождала все новые и новые города и села. Дышать стало легче — и снова пошли свадьбы.
Абдухафиз как-то, улыбаясь, сказал Батыру:
—Отличный праздник свадьба, братец. Но шум, заботы и хлопоты, связанные с приготовлением к ней, еще лучше. Да и после свадьбы много интересного; вспомни келин-чарлар и куев-чарлар[72]. А как хорошо, когда приходит с поздравлениями родня, друзья-приятели, соседи по махалле, дальние и близкие родственники! А как приятно, когда они вслух хвалят жениха и невесту, говорят, что новобрачные сияют, словно драгоценные камни, вставленные в золотую оправ!..— Потом Абдухафиз добавил уже серьезно: — И не мучил бы ты, Батыр, мать ожиданием. Кого нет — того уж не вернешь. Живым — живое. Подумай о будущем. Пусть и мать, бедняжка, увидит твое долгожданное счастье. Не тяни. Чем дольше тянешь, тем больше пойдет всяких толков.