Его заложница
Шрифт:
— Барон с парочкой прихвостней ушел. Остальные… — сглатывает слова, посматривая на Александру. — В общем, они его прикрывали, позволяя уйти Барону.
— Аптечку мне, машину и водителя! — командую. Поднимаю Сашу на руки. Геныч реагирует мгновенно, сбегает впереди меня вниз. Гостиная разгромлена. Мой дом похож на пепелище. Плевать.
— Арон, — тихо произносит девочка и утыкается мне носом в шею. Мое имя из ее уст рвет душу. Мой зверь рычит изнутри. Нет, воет, оглушая меня. Единственный случай, когда я
— Сейчас… сейчас, — резко отворачиваю Сашу от трупов псов Барона. Мне подгоняют машину. Укладываю девочку на заднее сидение, забираю аптечку и сажусь рядом.
— Все зачистить! — командую Генычу, хотя его учить не нужно. Он сам знает, что делать, лучше меня. — Гони в клинику к Жданову, — хлопаю по спине водителя. Машина срывается с места. А я раскрываю аптечку, вытряхивая содержимое на сиденье. Ладони в ее крови, дрожат. Пытаюсь взять себя в руки, стискивая зубы, чтобы сосредоточиться на первой помощи.
Александра откидывает голову на спинку и прикрывает глаза.
— Не смей засыпать! — хватаю ее за лицо, пачкая кровью щеки. — Саша! — рычу. — Смотри на меня! — требую. По факту рана не смертельная. Это всего лишь предплечье. Но девочка теряет кровь, и это хреново. Плюс шок, который тоже может плохо отразиться. Распахивает зеленые глаза с поволокой и смотрит на меня, медленно моргая. Разрываю упаковку с бинтом, срываю тряпку с раны и накладываю целый не размотанный бинт на рану, давлю, чтобы остановить кровь.
— Ай, — девочка хнычет, дергая рукой, морщится и я вместе с ней.
— Тихо, прости. Потерпи, малышка, — беру другой бинт, накладываю, затягивая посильнее. — Вот так, иди сюда, — укладываю девочку себе на грудь и глажу по волосам. — Это ерунда. Все будет хорошо, кошка. Веришь мне?
— Верю, — тихо шепчет она, и я сглатываю.
Дышу.
Верит…
— К чету правила, гони! — кричу водителю.
— Что они хотели? Почему стреляли? — спрашивает Саша.
— Тебя они хотели. Никогда не верь людям, даже если это знакомые отца. Вокруг одни шакалы и стервятники, кошка. Запомни это. Барон хотел перехватить тебя и тоже свести счёты с Павловым.
— Ты не отдал меня, потому что я ценный товар? — вдруг совершенно спокойно спрашивает она, но в ее голосе столько горечи и боли.
— Я не отдал тебя потому что… — глотаю слова.
Замолкаю.
А не нужна ей эта правда.
Я даже и не думал о деле, о ее отце и о том, что мы теряем наш инструмент. Я думал только о девочке, и о том, что разорву всех за нее. Но Александре не нужно это знать.
Ни к чему это все.
Нет у нас будущего и не будет ни при каких обстоятельствах.
— Больно, — хнычет, утыкаясь мне в грудь, дышит, рвано обжигая горячим дыханием. Если бы я мог, забрал бы ее боль себе. Все, до последней капли.
— Я знаю, малышка, еще немного – и тебе помогут, — нашёптываю ей на ушко и целую в висок. — К черту светофор! — рычу водителю. Гони на красный!
В клинике отдаю ее в руки самому Михаилу Дмитриевичу, другу нашей семьи, хирургу, который оперировал Мирона. Девочку быстро забирают, оставляя меня за дверями.
Падаю в кресло.
Жду.
Опускаю глаза на собственные руки. Кровь. Рассматриваю, растирая ее пальцами. Смывать не хочу. Надо хорошо запомнить этот момент. Потому что это все малая кровь, по сравнению тем, что ее ждет со мной. Нет. Какого черта я проецирую наше будущее?! Нет его у нас и быть не может. Завтра я верну Александру Павлову домой.
Телефон в кармане разрывается. Вынимаю. Мирон. Долго смотрю на дисплей, не отвечая. Не хочу ни с кем говорить. Хочу крушить все вокруг к чертовой матери! Перерыть весь город, найти пса безродного и устроить резню. Похрену, напролом, может даже, насмерть. На собственную смерть.
Вылетаю на улицу, захожу на поворот и херачу кулаком в стену, еще и еще, разбивая костяшки в кровь. Боли не чувствую, будто ощущения атрофировались. А мне срочно нужно чем-то заглушить волну агрессии. Тут все смешалось: и жажда мести за девочку, и ненормальная тяга к ней, и принятие того, что завтра ее в моей жизни не станет.
Прикуриваю, глубоко затягиваясь. Собственная кровь с разбитых костяшек смешивается с кровью Александры.
Как, сука, символично!
Она вот так же и залезла мне под кожу. Всего за несколько дней.
Телефон снова взрывается звонком от Мирона.
— Да, — отвечаю, стараясь дышать ровно.
— Ну, наконец! — облегченно выдыхает. — Ты где?!
— В клинике у Жданова. Девочку ранили в руку.
— Уроды, — сокрушается Мирон. — Сам как?
— Нормально, я не и в таких передрягах бывал. Барона не трогать, я его сам найду и закопаю, но прежде поиграю. Зверя тоже нужно кормить, — проговариваю сквозь зубы и тяну горький табачный дым.
— Павлов все подписал, можешь прямо из клиники вернуть дочь отцу. Я дам ему адрес, пусть забирает девочку, а ты скройся оттуда.
И мне бы выдохнуть с облегчением, но тело напрягается до ломоты в костях. Усмехаюсь в трубку.
— Нет.
— Что значит «нет»? Не понял… — в недоумении спрашивает Мирон.
— Нет – значит, нет. Не сегодня. Завтра. Я верну ее завтра!
— Поясни, — уже строго спрашивает он. Так похож на отца, такие же жесткие интонации.
— Нечего пояснять. Я так хочу.
В трубке тишина, брат переваривает. А мне плевать, что он подумает. Эгоистично хочу еще один последний день с кошкой. Ей так больно было и страшно, хочу хоть немного затянуть ее раны. Хочу подышать ей еще немного и в глаза заглянуть.