Его заложница
Шрифт:
— Арон, конечно, я точно не уверен, но…
— Без всяких «но». Я хочу услышать четкий ответ. Кто?! — иду к двери и запираю ее.
— Арон, неужели ты думаешь, что мы способны… — меня раздражает его баритон. Геныч говорит слишком много, но не то, что я хочу слышать. Обрываю его речь, вынимая пистолет. Наставляю ствол на парней.
— Если никто не сознаётся прямо сейчас, включу «детектор лжи».
Наставляю ствол на ногу Духа, на что тот дергается назад. Они знают, что такое мой «детектор лжи». Я отстреливаю конечности по очереди, пока человек не начинает говорить правду. Всегда действует, лучше любой техники.
Через боль познается истина.
— Арон, — Геныч закрывает парнишку собой. Всегда уважал этого мужика именно за это. За своих стоит горой и подставляется сам. — Выслушай меня.
Склоняю голову, всматриваясь в глаза Геныча. Ладно. Шансов никому не даю. Но, сука, хочу ему верить. Опускаю ствол.
— У тебя минута, — затягиваюсь. — Давай вещай, пока я способен держать себя в руках. Геныч посматривает на мои разбитые руки, он в курсе, каким неуправляемым зверем я могу быть.
— Голову могу дать за себя и Духа. Можешь стрелять, но… Подумай хорошо. Свидетелей в живых не оставляют. Барон-то уж это понимает как авторитет. И первым делом они пустили пулю в лоб Сереге, маскируя все под беспредел. Барон жестокий ублюдок, но не беспредельщик. Есть повод задуматься. Посуди сам, только он знал, что ты уехал и девочка одна. В это же время появился Барон. Ни я, ни Дух этого не знали. Теперь можешь стрелять. Большего от нас ты не добьешься, — на одном дыхании проговаривает он мне. Закрываю глаза, делаю глубокую затяжку, анализирую.
Тушу пальцами окурок, выкидываю его в пепельницу. Отталкиваюсь от стола и подхожу к окну. Думаю, рассматривая город. Есть логика в его словах. Но Геныч очень профессиональный человек и может мне разложить еще тысячу раскладов, не задумываясь.
— Значит так, — произношу, не разворачиваясь.
– Предоставишь мне через сутки весомые доказательства. На это время оба отстранены от работы. Рации, оружие и ключи от служебных машин сдать.
— Завтра похороны Сереги…
— Тогда послезавтра. Все, свободны! — парни быстро выкладывают вещи на стол и удаляются. Беру телефон, набираю Селина.
— Только что из моего кабинета вышли Вишняков и Духов. Следить за каждым шагом и докладывать мне.
— Не надо ничего, Мирон, похороны Сереги я оплатил полностью. Вдове материальные выплаты выписал, — играю с зажигалкой, щелкая крышкой.
— Молодец. Не думал, что понесем жертвы, — стискивает зубы брат, откидываясь в своём рабочем кресле.
— Подожди оплакивать Серого, поступила информация, что он и есть крот. И пристрелили его спланировано, чтобы рот не открыл.
— Это точно?
— Пока нет. Проверяю.
— Хм, — Мирон задумывается, покачиваясь в кресле.
Милана, как всегда, собрала нас вместе. Я не хотел присутствовать, но сегодня годовщина смерти отца. Не лучшие времена для нашей семьи. Карма. Все возвращается бумерангом. Мы украли девочку, выторговали для нас важные контракты, тендеры, которые принесут много денег и, как следствие, потеряли Серегу. Матери стало хуже, и ее поместили в клинику.
— Так что там у тебя было с Павловой? — спрашивает Мирон.
— Что было, то прошло, — вынимаю сигарету и кручу в пальцах. Не прикуриваю, брата раздражает запах табака. Он у нас с силой воли. Давно бросил все пагубные привычки. Не курит, пьет только по великим праздникам и только коллекционный коньяк. Примерный муж и замечательный семьянин. Глава компании. В общем, гордость нашей семьи. Я не претендую, мне и на своем месте хорошо. И никогда не претендовал. Мне чужд мир контрактов, тендеров, котировок и прочего. Я вношу свою силовую лепту, не просиживая штаны в кабинете с секретаршей.
Отец хотел и меня видеть во главе компании, вместе с братом. Наш отец вообще был очень амбициозен. Он хотел империю Вертинских, разделенную на северные и южные направления. Но не сложилось… Он делал все, чтобы воспитать меня и заточить под бизнес. А я не подстраиваюсь ни под кого. Даже под отца. Мы воевали. Всегда. То громко, то холодно и молчаливо. Не получилось у него сломать меня под себя. Я не шаблон. От этого и не ладили. У меня нет теплых воспоминаний об отце. Так же, как не было и у него обо мне…
— Надеюсь, без насилия?
— Я, может, и псих, но не насильник. Все по обоюдному желанию.
— А дочурка Павлова, смотрю, зря время не теряла, задницей крутила даже в плену, — усмехается Мирон. — Ну и как она?
Напрягаюсь. Поднимаю на Мирона глаза и ломаю в руках сигарету, кроша ее в кулаке.
— Я запрещаю тебе обсуждать Александру в таком ключе, — оскаливаюсь. Не был бы он моим братом, получил бы по морде. Мирон всматривается мне в глаза и удивленно выгибает бровь.
— Даже так? А ничего, что она дочь нашего врага?
— Не бойся, не женюсь. Мне семья противопоказана, — огрызаюсь.
— Понял. В душу не лезу, — брат выставляет руки вперёд в знак капитуляции. Вот и хорошо, пусть не лезет.
Выкидываю в урну для бумаги раскрошенную сигарету, беру новую, зажимаю между зубами и выхожу из кабинета.
— Так, курить вредно, — заявляет Милана, перехватывая меня в холле. Выхватывает у меня сигарету и ломает.
— А я здоровым умирать не собираюсь.
— Отнеси вот это в столовую и садись за стол. Все готово, — строго наказывает жена брата, вручает мне тарелку с сырной нарезкой и уходит в сторону кабинета. Усмехаюсь, исполняю приказ, проходя в столовую. В нашем доме не хватало такой, как Милана. Я бы назвал ее серым кардиналом. Милая, нежная девочка подле властного мужа. Но на самом деле вся власть у нее. Эта маленькая женщина мягко и нежно вертит самым старшим Вертинским, как хочет. С появлением Миланы наш дом наполнился теплом и обрел хозяйку.