Его заложница
Шрифт:
— Хорошо, но ты же понимаешь, что завтра девочка должна быть дома?
— Я все. Прекрасно. Понимаю, — проговариваю, выделяя каждое слово, и сбрасываю звонок. Да, меня приводит в ярость мысль, что Сашу нужно отдать. И я еще раз херачу кулаком в стену, оставляя на белой облицовке кровавые следы. Но легче не становится. Выкуриваю еще пару сигарет, травя себя никотином до тошноты.
Захожу в туалет, умываюсь, долго зависая на том, как с моих ладоней стекает наша кровь в белую раковину. Надеваю чистую футболку, которую мне привез водитель. И иду к Михаилу Дмитриевичу. Я знаю этого мужчину с детства, он старый друг нашего
— Проходи, Арон, — взмахивает рукой и что-то подписывает в бумажках рядом стоящей медсестры. Сажусь в кресло посетителя, сжимая и разжимая кулаки. Мне срочно нужна информация о Саше, и ждать нет терпения. Дмитрич поднимает на меня глаза, осматривает мои руки и скептически цокает. — Леночка, обработайте молодому человеку руки, — говорит он медсестре, указывая на меня. Девушка убегает в коридор, а я подаюсь вперед.
— Как она? — стараюсь быть предельно сдержанным и вежливым.
— Все хорошо, — выставляет руки вперед, словно пытается остановить мою внутреннюю истерику. — Пулю вытащили, рану зашили. Прокапали, дали успокоительные. Девушка спит. Завтра может ехать домой.
— Спасибо, — облегчённо выдыхаю. В кабинет входит медсестра с железной тележкой, на которой расставлены медикаменты.
— Можно ваши руки? — робко спрашивает она, посматривая на мои разбитые костяшки. Для меня – привычное дело. Стабильно раз в месяц я разбиваю их в мясо. Даю ей руки, смотря, как девушка начинает их обрабатывать.
— А можно ее сегодня забрать?
— Можно, но не нужно, пусть девочка отдохнёт.
— Я хочу забрать ее сейчас, — настаиваю я. — Она отдохнёт у меня дома. Выпишите все, что ей нужно, — нервно дергаю рукой, забывая про медсестру, и сметаю с ее стола тампоны и бутылочки. Девушка кидается все собирать, а Дмитрич качает головой. — Простите, — обращаюсь к девушке, позволяя ей забинтовать руки.
— Ладно, забирай. Сейчас напишу рекомендации. И да, девочке нужен полный покой, хорошее питание с преобладанием особых продуктов. Лекарства, витамины и антисептики я тебя дам.
— Спасибо, — киваю доктору, благодарю медсестру и выхожу из кабинета. У нас есть всего лишь сутки.
А дальше о ней позаботится семья.
ГЛАВА 21
Черные самолетики, белые корабли.
Цель для моей оптики, море твоей любви.
Это тебя трогает, это меня несет.
Я для тебя многое, ты для меня – всё!
Черные самолетики, сбитые корабли.
Мне хватает эротики и не хватает любви.
Если одна останешься, не выключай свет.
Ты без меня справишься, я без тебя – нет.
Солнечное сплетение, вечная ерунда.
Я для тебя спасение, ты для меня беда.
Это тебе нравится, это тебя убьет.
Все корабли отправятся с летчиками под лед.
Звери «Корабли»
Арон
Она спит в моей кровати, на моей постели, в моей квартире.
Так сладко спит.
Тихо, спокойно, размеренно дышит, иногда всхлипывая, как ребенок. Кажется такой маленькой и уязвимой девочкой. А мне не спится. Я брожу по своей студии из стороны в сторону, пытаясь дышать ровно. Прислоняюсь лбом к стеклу и смотрю на город с высоты пятнадцатого этажа. И не спится мне, и не дышится.
Ты ведьма, кошка.
Влезла мне под кожу и разрываешь изнутри. А меня ты спросила, хочу ли я теперь с этим жить? Знать, что где-то там ты существуешь, улыбаешься, грустишь, выходишь, мать твою, замуж, и понимать, что это не со мной и не для меня. Нет, все правильно. Ты должна жить своей насыщенной долгой и счастливой жизнью...
Светает, а я глаз не сомкнул. Оставляю заказ на доставку завтрака из ресторана неподалеку. Заказываю гранатового сока, фруктов, шоколада и сладостей для Александры. Подхожу к кровати, рассматриваю кошечку. Волосы разметались по моей подушке. Светлые локоны на черном белье. Красиво. Девочка лежит на животе, свесив раненую руку. Раскрытая, в одних трусиках. Любуюсь ее спиной, плечами, зависаю на родинке на лопатке, пытаясь зафиксировать ее в памяти.
Наклоняюсь, вдыхаю ее запах, задерживаю дыхание, словно мне мало ее в себе. Накрываю голую спину простыней и сажусь рядом с девочкой на пол, облокачиваясь на кровать. Не могу лечь рядом. Не знаю почему, словно мне нужно ее разрешение. Поворачиваю голову и слегка, почти невесомо провожу губами по ее руке.
Откидываю голову на кровать, закрываю глаза. Накрывает умиротворением. Нет, главная война – как внутренняя и внешняя – у меня впереди, но сейчас все, что мне нужно, рядом. Мимолетно. Но по-другому у меня быть не может.
Усталость берет свое, отключаюсь, проваливаясь во тьму…
— Ты любишь ветер? – спрашивает Надя, подставляя лицо теплому бризу с моря.
— Не знаю, не задумывался, — ловлю ее локон, с которым заигрывает ветер, и заправляю ей его за ушко. Она закрывает глаза и улыбается.
— А ты попробуй его почувствовать. Закрой глаза.
Смеюсь, качая головой.
— Нет, ты просто попробуй. Ляг, — давит мне на плечи, вынуждая разместиться на лежаке поудобнее. — Закрой глаза, — командует. Прикрываю веки. — Расслабься, — проводит ладонями по моей груди, гладит, расслабляя меня. — Чувствуешь? — шепотом спрашивает она. Все, что я могу чувствовать сейчас, это легкое возбуждение от ее ласковых рук. Хватаю ее ладонь и веду ниже к паху, прижимаю.
— Вот такие вот ощущения, малышка, — ухмыляюсь.
— Арон! — одергивает руку, но смеется. — Ты все опошлил! — шлепает меня по плечу.
— Но тебе же нравятся, — приподнимаюсь на локтях, рассматривая Надю. Краснеет, кусая губы. — В глубине души ты очень плохая девочка. Я знаю. Ты кончаешь от моих пошлостей.
— Арон! — краснеет еще больше.