Эхо вторжения
Шрифт:
Владимир ввалился в квартиру и лишь только Николай закрыл дверь, отдуваясь, стянул с себя противогаз.
— Черт побери! До чего же надоело дышать этой резиной!.. — Выдохнул он.
Не ожидая приглашения, он прошел в комнату и развалился на диване, поло-жив сверток рядом с собой, и все еще отдуваясь. Его веснушчатое лицо было покрыто румянцем и потом. И не дожидаясь вопросов, он заговорил первым:
— Чертяка, ты радио слушаешь?
— Оно у меня со вчерашнего дня включено, да только из него кроме какого-то потрескивания, ничего не слышно. — Ответил Николай, слегка недоумевая.
— А
— Ага! Щщас пинками вытолкаю! — Огрызнулся Николай.
— Слушай, а пожрать, у тебя ничего нет? Я бы сейчас лошадь, наверное, сжевал. — Он впервые, с тех пор, как вошел, улыбнулся.
— Сбрось ты пока свой комбинезон, пошли на кухню! Сейчас, что-нибудь спро-ворим! Я еще сам не завтракал. — Николай направился в кухню, пока Владимир расстегивал свою прорезиненную хламиду.
Хорошо, что в холодильнике была колбаса. Он ее быстренько порезал, открыл баночку шпрот. В хлебнице нашлось полбуханки хлеба, а чай уже был готов. Почти не разговаривая, они все это быстренько истребили, и уже, более готовые к беседе, разместились в большой комнате.
— Слушай, что ты там вчера заговаривался о какой-то жене, о сыне? — Спросил Владимир. — Это на тебя так «эпидемия» подействовала, что ли?
— Об этом как-нибудь потом поговорим! — Отмахнулся Николай, не расска-зывать же ему именно сейчас обо всех странностях сразу, еще и за психа посчитает. — Лучше сообщи что-нибудь новое об «эпидемии»?
— Да какая еще к черту «эпидемия»! — С неожиданной злостью воскликнул он. — Хотя эпидемией это тоже можно назвать! Дело гораздо сложнее, да и страшнее, пожалуй. В городе черт знает, что творится. Нет ни транспорта, ни медицина уже не раскатывает. Как будто повымерло все. По квартирам, конечно народец отсиживается, а вот руководства городом ни видно и не слышно. — Он немного помолчал, затем вздохнул и продолжил: — Над центральной площадью висит какая-то бандура, похожая на огромную двойную тарелку, только очертания у нее немного угловатые. Близко я не подбирался, не дурак, все же, на рожон лезть, но что-то делать надо!
От услышанных новостей по телу Мордовцева пробежал озноб, а спина стала холодная и влажная. Вот и думай, что творится: толи сон, толи явь, толи еще что-то.
— Как думаешь, инопланетяне пожаловали? — Тихо спросил он.
— Да какие к черту инопланетяне! Скорее всего, «янкесы» чего-нибудь придумали: распылили заранее какую-нибудь гадость, что бы не засекли их сразу, да и сопротивления, чтобы не было.
— Нет, Вова! Это не штатовцы, — сказал Николай. — У них фантазии не хватит, такое придумать, да еще и совершить. И главное — если, как ты говоришь, над площадью «тарелка» именно висит — то это уже антигравитация, а ты можешь сказать, имеется ли хотя бы одна страна в мире, овладевшая секретом антигравитации? По-моему — это все намного серьезнее. Я больше склоняюсь к мысли, что все же — это, так сказать, первый контакт с инопланетной цивилизацией!
— Ты явно фантастики перечитался! — Хмыкнул Владимир, но лицо его в то
— А ты задумывался над тем, что такое — фантастика, как не отображение того, что может случиться на самом деле. Что мешает тебе в это поверить, когда факты подтверждают именно такое объяснение происходящего. — Николай вздохнул, — Не хотел тебе сразу рассказывать, чтобы ты не посчитал меня сумасшедшим, но, наверное, придется! Один ум хорошо, а два — лучше! Ты спрашивал меня про «глюки» насчет жены и сына? Ну, так слушай, только внимательно, а потом уже решай, что делать со мной или нам обоим. Можешь считать меня психическим больным, или кем-нибудь еще! — И Николай, по возможности кратко, стараясь не отвлекаться на эмоции, поведал ему все то, о чем передумал за вчерашний день и вечер, признаваясь, по сути, в том, что он в этой реальности — пришелец.
Когда он закончил рассказ, они некоторое время молчали. Владимир с обалделым видом смотрел на Николая, а потом сказал:
— Ты, что, меня разыгрываешь?
Мордовцев тяжело вздохнул:
— Хотел бы я, чтобы все было розыгрышем! Как, по-твоему — стал бы я шутить в той обстановке, что нас окружает? Я тебе изложил факты! Хочешь — верь, хо-чешь — не верь.
Владимир задумался, даже попросил у Николая сигарету, хотя обычно не курил. Долго неумело покуривая, он молчал. Наконец затушил окурок в пепельнице.
— Вот что! Давай-ка, вместе просмотрим твои фотоальбомы. Быть может, у тебя, как выражаются медики, амнезия. Забыл — многое, придумал — новое! Я тебе расскажу о тех личностях, которые на снимках. Может быть, ты и вспомнишь чего…
— Ну, что же! Идея не такая уж и плохая! Посмотрим! Но хочу сказать сразу — жены моей на фото нет! А ведь ты ее должен знать: она училась с тобой в одном классе в школе. — Николай назвал ему девичью фамилию жены. — Я могу назвать и адрес, где она проживала, а может быть живет и сейчас, раз уж в этой реальности мы с ней посторонние люди!
Владимир изумленно посмотрел на Николая своими карими глазами и сказал:
— Не училась со мной такая Татьяна! Но все равно, давай смотреть альбомы!
Около часа они внимательно перелистывали фотографии — Владимир называл незнакомых Николаю здесь людей, которых, по его мнению, он должен знать, как облупленных. Мордовцев никого не вспомнил. Отложив фотоальбом в сторону, Владимир попросил еще сигарету и опять долго ее выкуривал.
Наконец, он посмотрел на Николая, и сказал: «Допустим, все, что ты рассказал — правда? Как эта правда соотносится с «эпидемией» и этой «тарелкой» над площадью, и что здесь общего?»
— Не знаю, Володь. Думаю только, что фантастика — отнюдь не совсем не реальность! Сейчас уже многое, что было описано в фантастических романах — стало реальностью — так называемый, «гиперболоид инженера Гарина», теперь лазер; магнитно-силовые поля, биоэнергетика — и та не отрицается даже официальной наукой. А ведь совсем недавно, да и сейчас еще наука частенько объясняет что-нибудь неизвестное почти такими словами: «Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда!» И все! Прагматизм — хорошо, но он не должен проявляться слепым отрицанием всего, что в данный момент не имеет объяснения!