Экипаж боцмана Рябова(Рассказы и повести)
Шрифт:
— Что же ты, Наташенька, плохо кушаешь? — убивалась Мэнева. — Мало кушаешь, плохо кушаешь. Надо много, надо хорошо кушать, как мой Ефим. Он сырое мясо, мороженую оленину любит. Строгает и кушает, строгает и кушает. Наверно, пол-оленя может скушать.
От спирта, предложенного Мэневой, Степан Егорович отказался.
— Ты ведь знаешь, Мэнева, я не пью, — отводя руку хозяйки с рюмкой, сказал Степан Егорович. — В молодости немного баловался, когда плавал. И покуривал. А потом отказался от всей этой гадости. Вот ты, Мэнева, о мороженой оленине вспомнила. Давненько я её не пробовал.
— Ах ты!.. — всполошилась тётя Мэнева. — Что же это я, и не предложила! А ведь раньше видела: ты, Егорыч, помню, тоже строгал и кушал… Сейчас до ямы дойду.
Вскоре Мэнева принесла огромный кусок розовой мороженой оленьей мякоти. Она вытащила из деревянных ножен, висящих у неё на широком матросском ремне, большой охотничий нож и подала Поморцеву.
— Скушаешь всё — сыт будешь, — сказала Мэнева, улыбаясь.
Сказочник взял нож и попробовал его на ноготь. Потом он легко и ловко отстрогнул от куска длинную, вмиг изогнувшуюся в маленькую дугу, ровную полосу мяса. Было видно, что нож остёр, как бритва.
С чувством затаённого любопытства и страха наблюдала Наташа за Степаном Егоровичем, а он взял один конец мясной полоски в зубы и быстрым взмахом ножа снизу вверх отсек его у самых губ. Наташа даже вскрикнула от испуга. А губы? А нос? Нет, ничего, крови нету, а Степан Егорович улыбается и жуёт.
Наташа стояла перепуганная, а тётя Мэнева и Илюша, глядя на неё, хохотали.
Пока сказочник пережёвывал кусок, тётя Мэнева взяла у него нож, так же быстро и сноровисто отстрогнула от куска длинную полоску, так же ухватила один конец её зубами, а потом тоже снизу вверх, к носу, отсекла его резким ударом ножа.
От Алексея Кирилловича Наташа слышала, что ненцы едят сырое мороженое и горячее, от только что зарезанного оленя мясо. Но о таком употреблении ножа она не знала и потому перепугалась.
— И ты так умеешь? — спросила она у Илюши.
— А чего тут уметь? Просто. Ой, уже восемь часов! Сейчас поедем.
— На оленях?
— Понятно, на оленях. Я скоро приду. Собирайтесь.
Наташа моментально забыла о своём испуге и, тормоша Степана Егоровича, закричала:
— На оленях! На оленях! Степан Егорович, поедем на оленях!
Спустя полчаса в комнату вбежал Илюша.
— Упряжки здесь. Поехали.
Тётя Мэнева принесла для Наташи свою малицу.
— Надень, — сказала она. — В тундре мокро, болото, на ходу брызгать будет. Надень!
Илюша тоже надел малицу, подпоясался ремнём. На его ремне висел нож в деревянных ножнах, как у тёти Мэневы, но только поменьше.
Невдалеке от дома стояли две нарты. Запряжённые в них олени прилегли на землю. Нарты были покрыты шкурами. Пожилой ненец приветствовал Поморцев а:
— Здорово, юре! Когда приехал? Садись!
— Здорово, Василий! — весело отвечал сказочник. — Как поживаешь?
По окрику Василия олени вскочили. Илюша взял с нарт длинный шест, который, как знала Наташа, назывался хореем и служил для управления оленьей упряжкой.
— Садись!
Едва веря своему счастью, Наташа осторожно села на нарту позади Илюши. Степан Егорович разместился на нарте у Василия.
— О-гхэй! — крикнул Василий и приподнял хорей.
Олени стронули нарты, побежали сначала тихонько, потом быстрее и быстрее.
— О-гхэй! — покрикивал Василий.
— О-гхэй! — вторил ему Илюша.
Он лихо управлял упряжкой, на спусках энергично притормаживал нарты хореем, а когда упряжка отставала от упряжки Василия, залихватски кричал:
— О-гхэй! Пошёл! Пошёл!
Бескрайняя тундра пестрела мелкотравьем, тусклыми мелкими цветами и мхом-ягелем. Нарты то скользили по ровной травянистой глади, то вдруг проваливались в болото, и тогда стремительные струи воды высоко вырывались из-под полозьев. Хорошо, что тётя Мэнева заставила Наташу надеть малицу.
На пути изредка встречались высотки, густо поросшие мелкой ромашкой и лютиком, совсем крошечными незабудками и морошечником. Небольшие высотки объезжали, на растянувшиеся — оленей гнали, сойдя с нарт. На высотках было сухо, а главное — интересно с них осматривать тундру. От берега отъехали так далеко, что уже не было видно ни посёлка, ни метеорологической станции. Казалось, что на дальних подступах тундра, как и океан, дышит и, как и океан, несёт запахи солёных полярных ветров. А вот цветы в Заполярье почти совсем не пахнут. Наташа нарвала небольшой букетик, поднесла к лицу — цветы без запаха безжизненны, а для глаза живут, как и на Большой земле.
Но вот на пути встретилась речка — не очень широкая, но и не ручеёк. Она тянулась далеко-далеко, и Василий направил упряжку вдоль её берега.
— Дальше не проехать? — спросила Наташа.
— Почему не проехать? Проедем, где будет помельче, — спокойно ответил Илюша.
— А олени умеют плавать?
— Ещё как! Они могут губу переплыть и переплывают. Только сейчас-то зачем? Мы-то на нартах не поплывём!
Наташа отлично плавала и даже имела третий спортивный разряд. Она спросила:
— А ты?
— Что я?
— Ты плавать умеешь?
— Я немного умею. Осипов научил. А у нас на острове плавать умеют только русские. Они на Большой земле купались, научились плавать. У нас купаться плохо, холодно. А дядя Осипов купается и в Медвежьей губе. И я купался.
Наташа удивилась: жить на острове, среди воды, океана — и не уметь плавать!..
— Мы с тобой тоже будем здесь купаться и плавать. Я не боюсь холодной воды.
Илюша недоверчиво посмотрел на девочку.