Экипаж Ковчега
Шрифт:
– Это мнение жителей, или ваше личное?
– Послушайте, какое ваше дело? Что вы лезете со своими коммунистическими утопиями со своей Скандинавии? Вас никто не трогает – не трогайте и вы нас. Уж как-нибудь проживём без ваших подачек.
– Проблема в том, что вы знаете о Скандинавии. В том, что вы не идёте на установление хотя бы формального договора о дружественных отношениях. Это предполагает готовность в любой момент нанести нам удар. Мы не привыкли оставлять за спиной таких партнёров. Мы добиваемся гарантированной безопасности колоний Союза. И мы её добьёмся.
– Вы даже не знаете, куда вы вторгаетесь! Задействованы такие силы, что от вас не останется мокрого места!
– Я имею основания считать, что всё население планеты на сегодняшний день не превышает десяти миллионов человек. Из них девять - влачат полуголодное существование, даже не подозревая о ваших таинственных силах. Ваши вожди, укрывающиеся второй год в бункерах, пусть даже с ядерным оружием и тысячными армиями, просто боятся вылезти наружу. Там их поджидает радиация или отчаявшиеся люди, которые в лучшем случае заставят поделиться всем необходимым. На тушёнке долго не протянешь. Значит, им нужны селения, подобные вашему. Поверьте моему опыту: люди больше не желают кормить этих крыс. И они с готовностью вешают и топят тех, кто пытается им это навязать. Сделаем вывод. Люди – это всё. А ваши начальники, при всех запасах и чемоданах с золотом – ничто. После минувших событий здравомыслящий человек не позволит снова посадить себе на шею тех, кто виноват в его бедах. Наверняка у вас есть личный интерес в этом деле. И планы по его достижению. Вы не на тех поставили, полковник. Они снова отсидятся в своих норах. А вы подставите под смертельную угрозу тысячи людей. И тем самым повяжете на свою шею пеньковый галстук. Так было уже много раз. И так будет всегда.
– Я не желаю с вами разговаривать на эту тему.
– Вам придётся разговаривать с вашими людьми.
– Только их забыли спросить… Что?! Убрать! Очистить улицы!
И пошел в эфир нецензурный жаргон. Полковник забыл выключить микрофон. Было отчего. Вчера, путешествуя над крышами города, я установил радиоприёмники с мощными динамиками в очень недоступных местах. А сегодня весь город внимательно слушал переговоры. Гласность, провозглашённую пятнистым предателем, никто не отменял.
На улицах творились беспорядки. Население собиралось в толпы. Зазвенело битое стекло. Потёк первый разбитый нос. Появились военные с оружием. Вот уже пролилась первая кровь. Такие события развиваются от плохого к худшему. В воздух поднялся вертолёт. Он направился в сторону центра, где было жарче всего.
– Хуан, картинку!
– Есть!
– Ковчег, по вертолёту, пли!
Огненный шар не дал упасть на землю даже обломкам.
Следующий вертолёт, уже готовый взлетать, постигла та же участь. Экипажи остальных машин, пригибаясь и оглядываясь, бросились в укрытие. Со стороны бункеров двигалась колонна автомобилей с солдатами, бронетехника. Жалко служивых, но воевать надо ЗА народ, а не против него. Смерть их была не лёгкой, но быстрой. Следующий удар мы нанесли по сооружениям казарм и укреплениям на входе в бункеры. Ликвидировали два радара. "Сокол", как рефери, висел над городом. Хуан вёл съёмку. На улице появились два автобуса, набитые бойцами в чёрном. Плазма тут опасна. Мой самолёт занимает позицию. Две очереди из пушки. Не надо мешать людям жить. Ага, вот и показали стволы замаскированные над бункерами пушки укреплений. Четыре длинных дула начали разворачиваться в сторону города. Вот как вы защищать народ собирались. Оплавленные капли металла поплыли по скалам. Ворота бункера стали медленно закрываться. Это хорошо. Толпа в горячке творит самосуд. А мистер Ник с коллегами произведут следствие. Всё будет по процедуре. И виселица тоже.
– Чиф, я Монах. Десять минут до цели. Обеспечьте посадку.
– Принято.
"Сокол" метнулся к аэродрому. Приказав Хуану контролировать обстановку, я куском найденной проволоки завязал двери здания, в котором укрылся персонал. Прикладом разбил окно:
– Братва! Кто сунется на выход – там мины! И моя пушка. Сидите тихо, авось, пронесёт.
Зависаем над стоянкой вертолётов. В городе пошло на убыль. Рядом никого. Четыре самолёта союзников садятся с ходу. Десант развёртывается, как на учениях. Два бронетранспортёра. Подполковники со своими спецами быстро осматривают вертолёты на поле, поднимают их в воздух, зависают рядом со мной. Ник Шепард в составе головорезов Лебедева направился к воротам бункера. Труды наши тяжкие.
Мы не пошли в город. Не следует дразнить разгорячённых людей. После взрыва у ворот подземелья, в городе стало тихо. Из-под земли донеслось несколько очередей. Ребята знают своё дело. Через полчаса пятеро лампасников и какой-то плюгавый тип в мятом костюме предстали перед следствием. Наконец обнимаюсь с друзьями.
– Мистер Фэд. За образцовое проведение операции вы и мистер Оливера представлены к очередным званиям и наградам, - по секрету сообщает мне один из них.
– Уши бы тебе надрать, старый разгильдяй, - мечтает другой. Пойди, пойми это начальство. Набрался у Мари всяких замашек. Сыну своему будете драть. Бедный ребёнок.
Через два часа население Уюта собралось на центральной площади. Мне уже это не интересно. Отвожу мистера Шепарда в сторонку:
– Что нового в крысином царстве?
– Работы предстоит много. Даже мне, при всей любви к профессии, становится не по себе. Этот, в пиджаке, знаете кто? Помощник вашего Президента. Нет, шеф погиб в самолёте, его слишком поздно эвакуировали. Думаю, тут кто-то из таких помощников приложил руку. Решил сам прибрать всё под себя. В сотне километров отсюда был муравейник "выживальцев" на несколько тысяч семей. А в этом бункере – логово Самого. Там царские условия. Для избранных. Но этот прыщ всех сумел обойти. Кроме того, здесь были огромные склады имущества и продовольствия. На их основе и был построен город, а "выживальцам" предоставлены, в общем-то, приличные условия. Гарнизон был укрыт на Таймыре. Они не участвовали в бойне, не высовывались, пока их не позвали. Они были нужны для будущих свершений. Для установления "законной власти". У меня список ещё четырёх выживших гарнизонов. И другой список. Координаты укрытий президентов или премьеров нескольких стран. О степени их сохранности наш корреспондент не знает, но проверить надо каждый, и очень тщательно. Фэд, мы добрались уже почти до самой пенки. Это единственные реально опасные враги Союза. В их кругах вращался тот, кто всё это сотворил. Если я приведу его на эшафот – моя жизнь будет прожита не зря. Я это сделаю.
Глава 36.
Московский метрополитен.
2014, декабрь, 13. Россия.
Над Ковчегом повисли облака, падал лёгкий снежок. Вторая годовщина трагедии. Город притих, только из храма отца Фёдора доносилось печальное пение. Здание строилось по особому проекту. Уважая все вероисповедания, никому не отдавая предпочтение. Думаю, какой-нибудь православный архиерей крепко взгрел бы вольнодумца-лётчика, увидев такой храм. Зато каждый пришедший мог найти здесь свою икону или другую святыню, а заодно и облегчить душу молитвой или беседой со священником. Невзирая на страшную занятость с курсантами и боевую работу, тот всегда находил время для любого человека. Крестины наших детей он провёл, словно боевой инструктаж. Для него не было разницы, кто из нас протестант, православный или лютеранин. Даже атеист затесался.
– В единого Бога веруем, дети мои. Нарекаю раба Божьего…
Нашего сына мы с Евой решили назвать Дмитрием. Максим с Мари избрали имя Юрий. Петя уступил Джейн, и наполовину украинская девочка получила имя Элизабет. Ваня с Алиной нарекли первенца Джузеппе. Джейн была очень польщена нашим предложением стать крёстной родительницей Дмитрию вместе с Ником Шепардом. Ева очень рада, она хранила к нашим кумовьям трепетное и сердечное отношение.
– Фэд. Не знаю, как начать разговор. Многие сочли бы это кликушеством или дурной приметой. Но, во имя всех наших детей...
– в его взгляде страдание и какая-то детская тоска. Нет ничего более мучительного для меня - видеть такие глаза друга. Он счастлив в новой семье, безумно любит малыша Юру. Но боль по первенцу не притупились. Даже всемогущее время не может унять эту боль.
– Брат, не надо слов. Я только ждал, когда ты сам предложишь. Согласен.
Долго молчим, обнявшись. Одним крёстником у меня, атеиста, стало больше.
Теперь мы часто виделись с друзьями, прогуливаясь с колясками. Вернее, наши жёны. Мы же встречались в штабах, на кораблях или в тренировочных воздушных боях. Когда мне было недосуг, под пресс летающего священника попадал Хуан. Старый забияка гонял его по небу до седьмого пота:
– Не успокоюсь, пока ты меня не одолеешь на такой машине. Ты должен летать лучше, чем твой престарелый командир. Кто его выручит в сражении?