Экспедиция инженера Ларина
Шрифт:
Чайник закипел. Ларин выключил его, достал чашки и разлил кофе.
— Да, — сказал он. — В прошлом году до цели было далеко, сейчас всё на стадии завершения — и книга, и изобретения…
«Хитришь, парень, — отметил про себя Усков. — Когда дело идёт к концу, человек радуется, а ты невесел, дорогой».
— Мне кажется, — сказал он, слегка дотрагиваясь до горячей руки Ларина, — оттого вы мечетесь, что рядом находится девушка, которая повседневно напоминает вам о прошлом… Всё от этого.
— Это не так, — возразил Ларин, хотя знал, что это именно так. Отхлёбывая небольшими
— Может быть… Всё может быть, — согласился Усков…
Шёл одиннадцатый час ночи. Ларин поймал себя на том, что думает о Поленовой, о своей судьбе в связи с этим. «Да, действительно раскис. Даже со стороны заметно. А ведь ничего особенного не случилось. Что она, не оправдала твоих надежд? Но почему ты должен расстраиваться? Какое тебе до неё дело? — Он грустно усмехнулся. — Признайся, она заняла в твоём сердце гораздо больше места, чем ты предполагал…»
Раздался стук в дверь. В каюту вошла Саша и смущённо остановилась у порога. Ларин молча предложил ей кресло.
— А, проказница, — добродушно произнёс Усков. — Легка на помине… — Настроение у него было хорошее, да и девушка ему всё больше нравилась. Стариковским глазом он видел, как моряки наперебой ухаживали за ней и как она умеючи, с тактом отвадила их от себя. «Анфиса тоже строгая была», — подумал он. А Анфиса для Ускова на всю жизнь осталась идеалом женщины.
Саша присела на краешек кресла и вопросительно посмотрела на Ларина. «Легка на помине»… О чём говорили? — тёмными блестящими глазами она словно хотела проникнуть в душу Ларина. Но тот молчал. Усков тоже не произносил ни слова и загадочно ухмылялся. С минуту длилось это неловкое молчание.
— Вот, принесла результаты анализов, — сказала Саша. Напряжение исчезло. Она почувствовала себя свободнее. — Смотрите, солёность воды…
— Я категорически запрещаю говорить о работе, — протестующе поднял руку Усков.
Ларин отодвинул журнал в сторону и принуждённо рассмеялся.
— В самом деле, не будем. Налить вам кофе, Александра Николаевна?
Она отрицательно покачала головой:
— Спасибо. Кто же в такой поздний час пьёт кофе?
— Правильно, проказница. А мне ещё чашечку, — попросил Усков. — А вы сыграйте нам. Мы будем пить кофе, слушать и, как скряга монеты, перебирать в памяти прошлое…
— Вы совсем недавно утверждали, что не надо часто оглядываться на прошлое. Прошлое, говорили вы, тянет человека назад, — лукаво напомнил Ларин.
Усков погрозил ему пальцем.
— Вы же прекрасно знаете, что это было сказано совсем по другому поводу. Конечно, вам надо смотреть в будущее, Василий Михайлович. Вы молоды, у вас жизнь впереди. У меня же всё в прошлом, а впереди… — он махнул рукой и замолчал.
Саша внимательно посмотрела на Ускова, и ей вдруг стало жаль поникших стариковских плеч, узловатых, с венами больших рук, как-то сразу ставших грустными глаз. По странной ассоциации в памяти всплыло другое лицо, и какой-то ком подкатил к горлу.
«Мама, — подумала она, — мама такая же старенькая, как наш капитан, такая же одинокая…»
— Хорошо, — овладев
Саша села за пианино и коснулась рукой клавишей. Звук затрепетал, как голос. Саша взяла аккорд… Полонез Огинского…
Музыка была печальной и мятежной.
Ларин смотрел на гибкие пальцы Саши и чувствовал, что мелодия заполняет всё его существо. То казалось ему, будто тёплый ветер обдувает лицо, то сечёт ледяной норд-ост. Слышалось то далёкое звучание колокольчиков, то тихий плач женщины, то боевой клич — вперёд, вперёд, друзья! Потом опять печальное, хватающее за душу…
Ларин взглянул на Ускова. Тот сидел, устремив невидящий взгляд на иллюминатор, и самые различные чувства отражались на лице, меняя его выражение. Увлажнились глаза, набрякли покрасневшие веки.
— Иван Константинович, вы были счастливы в жизни?
Усков встрепенулся, непонимающе, словно спросонья, спросил:
— Вы о чём?
— Я спрашиваю, вы были счастливы?
Мелодия замерла. Тишина…
Повернув голову, Саша посмотрела на Ларина. Свет отражался в её глазах. Они казались бездонными.
Усков не ответил. Не стесняясь, смахнул слезу и подошёл к девушке.
— Спасибо, Сашенька, — он по-отечески ласково поцеловал её в лоб. — Большую радость вы доставили мне, старику…
Ларин сидел молча. Трубка в руках давно погасла. На душе стало ясно и светло. Неужели это сделала Саша? Сегодня, глядя на неё, он впервые думал о ней самой, а не о её поразительном сходстве с Линой.
Саша и Усков ушли.
А Ларин продолжал курить и думать…
ГЛАВА 22 НОВИКОВ ПОКИДАЕТ СОБРАНИЕ
Комсомольцы обсуждали поступки Васи Соболева и Саши Поленовой. Председательствовал Вершинин. Володя Данилов вёл протокол.
Выступал Ларин.
— Я хотел в административном порядке объявить Поленовой выговор, но, подумав, решил сначала послушать, как вы отнесётесь к её поступку. Хорошо, что всё кончилось благополучно, но ведь могло быть иначе…
Поднялась Саша.
— Я виновата в том, что ушла в океан без разрешения начальника экспедиции, — произнесла она взволнованно. — Но, честное слово, ребята, не надо меня строго судить. Я заглянула в подводный мир и поняла, в чём моё призвание. Ради этого стоило рискнуть. Разве не вы, Василий Михайлович, говорили нам, что смелым сопутствует удача? И, как видите, первое моё путешествие в океанские глубины завершилось благополучно. Я думаю повторить путешествие, но теперь уже с разрешения начальника экспедиции.
— О, ты дипломатка, оказывается, Поленова, — усмехнулся Вершинин. — Я понял тебя: виновата не ты, а начальник экспедиции. Так?
— Я не сказала этого, — возразила Саша. — Но если бы костюмами распоряжалась я, то всем желающим разрешала бы плавать под водой. Вы же говорили, Василий Михайлович, что характер закаляется в труде, в борьбе, учёбе. Почему же тогда сами лишаете нас этой возможности?
В душе Ларин не мог не согласиться с Поленовой. У него не было веских причин запретить ей плавать под водой. Но он не мог забыть трагического случая с Линой.