Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
— Очень хорошо. Я буду поблизости от него.
Саид бин Салим был назначен рас кафилахом — проводником. К счастью, несмотря на то же самое имя, он не был тем человеком, который вел экспедицию Бёртона в 57-ом. Тот Саид принес исследователю только неприятности, в то время как нынешний рас кафилах немедленно доказал свою ценность, распределив работу среди васавахили и гарантировав им достойную плату. Его восемь «громил», как немедленно окрестил их Траунс, служили инструментом в его руках. Лагерь был установлен с потрясающей быстротой.
К тому времени, когда солнце село, все двести пятьдесят лошадей и двадцать
Наконец на экспедицию опустилась тишина тропической ночи, изредка нарушаемая ревом крокодилов и странными криками ночных цапель. Неутомимые москиты роились в душном воздухе.
Бёртон, его друзья — за исключением Суинбёрна — и Саид собрались в главной палатке. Англичане надели легкие шорты, рубашки без воротника, расстегнули верхние пуговицы и закатали рукава. Изабелла Мейсон и сестра Рагхавендра надели летние платья со скромным вырезом. Саид и Изабель Арунделл остались в арабской одежде. Герберт Спенсер по-прежнему носил свой полиметиленовый костюм, но, вдобавок к нему, завернулся и в одежды бедуина, полностью спрятав голову под куфьей. Он ходил с палкой, и не только для того, чтобы компенсировать поврежденную ногу: со стороны казалось, что он прокаженный, и все носильщики-васавахили держались от него подальше. Если бы они узнали, что скрывается под его маскировкой, суеверный страх заставил бы их массово дезертировать.
Англичане и Саид уселись вокруг стола, на котором Бёртон разложил большую карту. Все внимательно разглядывали ее при свете масляной лампы, в которую упрямо билась отвратительная ночная бабочка.
— Ее нарисовал в 1844 году французский морской офицер по имени Майзан, — сказал им Бёртон. — Как видите, я исправил ее в некоторых местах и добавил примечания. Мы находимся здесь, — он указал на одну точку, потом перевел палец на другую, дальше от побережья, — а это деревня Куингани. За ней, вот это, деревня Бомани, и, здесь, Мквайу. Если вы пойдете со скоростью две с половиной мили в час и не остановитесь в первых двух деревнях, то окажитесь в третьей через четыре с половиной или пять часов.
Томас Честон пожал плечами.
— Что-то очень медленно.
— Нельзя недооценивать местность, — ответил Бёртон. — Ты сам увидишь, что идти довольно трудно, и я предлагаю вам не самый легкий темп. Кроме того здесь много болот, джунглей и холмов, которые начинаются вот здесь и идут по всему побережью. Они принадлежат племенам вамрима, которые в целом враждебны и не гостеприимны.
— Каким же им еще быть, если за ними охотятся работорговцы? — пробормотала Изабелла Мейсон.
— Именно так. Вот моя точка зрения: рано утром вы собираете лагерь и идете так быстро, как только можете, всегда настороже, оружие в руках. Не обращайте внимания на глупости местных. Они, несомненно, потребуют огромный налог за проход по их территории. Они называют его хонго — «дань» — и сделают все возможное, лишь бы помешать вашему пути, если не будут удовлетворены тем, что получат. Платить надо ровно столько, сколько посоветует Саид — и даже это, наверняка, будет более чем достаточно.
Он что-то сказал гиду по-арабски. Саид посмотрел на Кришнамёрти и обратился к нему на хиндустани:
— Я говорю на твоем языке, сэр.
— А, хорошо, даже замечательно! — воскликнул Кришнамёрти.
— Достигнув Мквайу отдохните и поешьте, но будьте готовы в любой момент двигаться дальше, — продолжил Бёртон. — Если все пойдет по плану, в то время, как мы присоединимся к вам, будет самое жаркое время дня. Несмотря на это мы опять тронемся в путь. Я хочу достигнуть Нзасы, — он коснулся очередной точки на карте. — Примерно три с половиной часа ходьбы. К тому времени, как мы окажемся там, уверен, мы настолько устанем, что не сможем идти дальше, и я уже не говорю про дождь, так что мы там остановимся на ночь.
Они поговорили еще немного, потом Бёртон встал, потянулся и выудил из кармана сигару. Потом обратился к Изабель Арунделл и Уильяму Траунсу:
— Сегодня новолуние, так что придется действовать только при свете звезд. Изабель, когда твои женщины закончат с вечерними молитвами, пожалуйста, начинай подготовку. Уильям, пойдем, покурим со мной. Остальные немедленно спать — это приказ!
— Я поработаю над моей книгой, босс, — сказал Герберт Спенсер. — Сон — это еще одно удовольствие, которого я лишился, но все не так плохо — мои «Начала Философии» великолепно идут.
Все пожелали друг другу спокойной ночи.
Бёртон и Траунс вышли наружу, зажгли сигары и медленно пошли вокруг лагеря, посылая голубой табачный дым в тяжелый воздух. Впрочем, на москитов он не действовал. Траунс прихлопнул одного на предплечье.
— Чертова тварь!
— Больше всего их вокруг болотистых мест, — заметил Бёртон. — Как раз в таких местах гнилые газы вызывают малярию. Так что в областях, в которых больше всего москитов, вы имеете все шансы умереть от этой болезни.
— И когда я заболею?
— Обычно сезонная лихорадка приходит достаточно быстро. Две недели, самое большее, старина, потом ты начнешь потеть и нести чушь в течение месяца. Боюсь, это неизбежно.
Траунс хмыкнул.
— Надеюсь, ты не соврал, сказав, что Садхви — хорошая няня.
Они посмотрели на женщин Изабель, седлавших лошадей, потом выкинули окурки и вернулись в главную палатку, где достали рюкзаки и винтовки.
— Порядок, — сказал Бёртон. — За дело.
Спустя десять минут двое мужчин уже поднялись на холм рядом с Изабель, за ними скакали две сотни амазонок. Достигнув вершины, Траунс повернул своего коня — как и Честон с Кришнамёрти, он научился ездить на лошади во время перехода через пустыню — и посмотрел на лагерь. Отсюда он казался крошечным островом, с трех сторон окаймленным буйной зеленью, за ним в свете звезд сверкал Индийский Океан, а перед ним простирались бескрайние просторы неисследованной Африки.
— Я чувствую, что нас ждут невероятные трудности, — сказал он Бёртону.
— Похоже, так оно и есть, — ответил королевский агент.
Деревня Мзизима лежала в пяти милях к югу от лагеря. Первоначально она состояла из бандани — лишенного стен дома собраний с тростниковой крышей, стоящего на шести вертикальных столбах — и покрытых тростником хижин, беспорядочно разбросанных вокруг открытого и пустого центра. Деревню окружали поля, на которых выращивали рис, бухарник, сахарный тростник и горох. Поля разделялись зарослями базилики и шалфея, повсюду росли кокосовые деревья, манго и папайя. Обработанная земля простиралась на юг от края мангрового леса, тянулась к западным холмам и естественной маленькой бухте на берегу.