Экспо-58
Шрифт:
— Мы провели прекрасный вечер, — сказала Аннеке.
— Согласен, — ответил Томас. Но их разговору не суждено было продолжиться, потому что рядом раздался знакомый голос со звенящими нотками кокни:
— Здравствуйте, мистер Фолей! Надо же — вот и вы здесь.
Рядом с ними танцевала парочка — Шерли Нотт и тот самый Эд Лонгман собственной персоной, поскандаливший у них в «Британии». Вот чудеса!
Томас поприветствовал обоих. Он не удержался и пошутил, обращаясь к американцу:
— Я так понимаю, вы больше
Мистер Лонгман хитро улыбнулся:
— О, да! Теперь я знаю, что такое английское гостеприимство. Я был не прав, и наконец-то я весь ваш, — сказал он, еще теснее прижав к себе Шерли.
Томас вдруг понял, что почти все в этом огромном зале находились в той или иной стадии опьянения, и что прямо сейчас, под эту музыку, завязывалось бесконечное количество международных и даже межконтинентальных любовных романов. К счастью, танец закончился, и можно было вернуться на место, попрощавшись с Шерли и ее кавалером.
Томас сел напротив Аннеке. Улыбнувшись, девушка достала из сумочки пудреницу и провела по лицу бархоткой, придирчиво рассматривая себя в зеркальце.
Рядом возник Тони. Наклонившись к Томасу, он произнес:
— Послушайте, старина. Мне пора линять отсюда.
— Как?!
— Клара удалилась в дамскую комнату, и это мой единственный шанс исчезнуть.
— Вы не можете так поступить! Вы разобьете ей сердце.
— Понимаю, что это не очень хорошо с моей стороны, но вы же меня прикроете? Эта девушка — ну просто вампир какой-то!
— И как я объясню ваше исчезновение?
— Ну, не знаю… Например, скажите, что меня срочно вызвали, что ZETA вот-вот взлетит на воздух. Выдумайте что угодно… Просто… постарайтесь как-нибудь ее успокоить, хорошо?
Томас понимал, что Тони просит о невозможном.
Потому что сердце Клары было разбито.
Народ потихоньку рассасывался. Очень скоро их троица тоже покинула «Обербайерн». Томасу пришлось одному провожать девушек до того места, где их заберет отец Аннеке. Томас осторожно поглядывал на Клару, и видел, как по щекам ее катятся слезы. Он даже не смел заговорить с Аннеке и только обменивался с ней молчаливыми взглядами.
Они расстались у ворот парка аттракционов. Ощущение праздника улетучилось. Единственным утешением был прощальный поцелуй Аннеке — она коснулась губами его щеки, но сделала это с такой нежностью, что сердце его затрепетало. Потом Аннеке взяла подругу за руку, и они вышли из ворот. Обернувшись напоследок, Аннеке послала Томасу воздушный поцелуй.
Когда девушки исчезли из виду, Томас все еще продолжал стоять какое-то время, засунув руки в карманы. Подхваченные легким ветерком, бумажные обертки от хот-догов и пустые сигаретные пачки словно ожили, с шуршанием перекатываясь по асфальту. Томас вздохнул и озабоченно надул щеки.
Прошла уже целая неделя, а он так и не написал Сильвии. Нужно срочно исправляться.
Девушка
22 апреля 1958 года.
Дорогая Сильвия!
Ты уж прости, что только сейчас собрался тебе написать. Как мы с тобой уже поняли, телефонная связь между Лондоном и Брюсселем не очень хорошая, к тому же разговоры обходятся недешево. Я был так рад услышать твой родной голос, но боюсь, что нам придется ограничиться письмами.
Между тем порадуйся за меня: я уже вошел в курс дел, и сильные мира сего явно нуждаются в моих услугах. Что до жилищных условий — они почти что спартанские. Нас поселили в «Мотеле ЭКСПО», и это весьма унылое место — голое поле, застроенное домиками из шлакобетона. К тому же это не менее чем в двух милях от самого плато Хейсель, где мы работаем. Порядки в мотеле почти что казарменные — ровно в полночь выключают свет и опускают шлагбаум. Мы тут с Тони Б. уже в шутку строим планы побега, прямо как из плена.
Тони Б. — это Тони Баттресс, мой сосед по комнате, — помнишь, я тебе рассказывал по телефону? Просто преклоняюсь перед этим человеком — очень достойный господин. Тони работает в нашем павильоне в должности научного эксперта, он очень образован, чего только не знает! Но больше всего, как я понимаю, разбирается в ядерной физике. Мы так подружились, что свободное время стараемся проводить вместе. Вчера, например, посетили парк аттракционов — катались на электромобилях, на чертовом колесе, а также посетили пивной зал в баварском стиле со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Было весело, но сегодня я просто труп. Голова раскалывается. Неужели старею?
Если честно, мои функции в «Британии» — весьма неопределенные. С одной стороны, я не обязан ежедневно контролировать работу в пабе, но его хозяин, мистер Росситер, вынуждает меня находиться там денно и нощно. Утром Росситер еще более или менее, но ближе к полудню он начинает потихоньку хмелеть. Хотя, если честно, «хмелеть» — это очень мягко сказано. Где-то к пяти-шести часам он уже пьян в стельку. К счастью, официантка у нас — очень разумная и старательная. И зовут ее Шерли Нотт. (Кстати, догадайся, как можно смешно обыграть ее имя).
Между тем выставка в самом разгаре, и сюда приезжают всевозможные делегации, как они только не называются — язык сломаешь. На этой неделе здесь проходил Международный конгресс офтальмологов, и вчера некоторые из участников обедали у нас в «Британии». Так вот: один офтальмолог был столь близорук, что впечатался головой в модель аэроплана, и его увезли с сотрясением мозга.
Жду от тебя весточки.
Твой Томас.
2 мая 1958 года.