Экспо-58
Шрифт:
На другом конце провода возникла напряженная пауза.
— О чем вы, старина? — наконец, переспросил Картер.
— Аппарат ZETA.
— Исчез? Как это?
— Ну, я так понимаю, Тони заявился утром в павильон, разобрал его и увез. А ведь мы оба с вами слышали вчера, о чем он говорил с Черским — что было бы здорово рассказать русским всю правду!..
Картер опять замолчал. Кажется, он тоже был в шоке.
— Значит так, Фолей, — сказал, наконец, Картер. — Все ясно. Боюсь, мы попали в крайне неприятную ситуацию.
— Да.
— Оставайтесь там и ждите звонка. Может, через час, может, через два.
— Я понял. Но я хотел сказать…
Томас недоуменно посмотрел на трубку, потому что Картер уже отключился.
В ожидании обещанного звонка Томас пытался как-то занять себя, поднявшись наверх, в зал для частных приемов. Сначала он перевешивал морские гравюры на стенах. Потом протер до блеска бокалы, пересчитал количество бутылок вина на полке за баром, поскольку Росситер, похоже, не очень-то обременял себя этим занятием. Он все еще возился, когда снизу из шумной пивной его позвала Шерли:
— Мистер Фолей! К телефону!
Звонил незнакомый голос с английским акцентом:
— Фолей?
— Да.
— Хорошо, слушайте внимательно. Мы хотим, чтобы вы подошли в парк Иосафата, к девяти часам.
— Простите, что значит «мы»? С кем я разговариваю?
— Выберите скамейку в северо-восточной части. Прихватите с собой газету «De Standaard» и читайте ее на двадцать седьмой странице. Вам все ясно?
— Понятно. Но с кем я…
Что за мода такая — кто-нибудь объяснит? И этот положил трубку. Шерли сочувственно улыбнулась и предложила Томасу еще кофе.
В девять часов было еще довольно светло, но сыро и прохладно, поэтому парк почти опустел. За те несколько минут, пока Томас сидел тут, выбрав условленную скамейку, мимо него прошла только пожилая дама, выгуливающая парочку карликовых пуделей. Томас даже подумал — может, это она? Сегодня такой невероятный день, что он не удивится, если окажется, что он разговаривал по телефону именно с ней — точнее, с мужчиной, переодетым в эту пожилую даму. Вопрос отпал сам собой, когда в конце аллеи появился человек в военнообразном макинтоше и фетровой шляпе. Человека можно было разглядеть даже издалека, несмотря на сгущающиеся сумерки. Томас подался вперед, развернув перед собой газету — букв уже нельзя разглядеть, но уговор есть уговор. Незнакомец подошел и присел на скамейку. Какое-то время он кидал взгляды то на газету, то на Томаса, словно не решаясь заговорить. Наконец, кашлянув, он просил:
— Мистер Фолей?
— Ну, разумеется, зачем вы спрашиваете?! Разве хоть кто-то еще читает тут «De Standaard»?
— Вы открыли ее на двадцать третьей странице, вместо двадцать седьмой.
— Здесь всего двадцать четыре страницы.
— О, в самом деле? Я как-то не подумал об этом. Черт.
Расстроенный нелепой промашкой, незнакомец замолчал. Затем, отбросив сомнения, он решительно поднялся со скамьи и произнес:
— Теперь пойдемте.
Незнакомец шел так быстро, что Томас еле поспевал за ним.
— Простите, но куда мы идем? И, черт, что вообще происходит?
— Скоро узнаете.
— Когда?
— Всему свое время.
— Вы даже не представились.
— Меня зовут Уилкинс.
Они вышли из парка на тротуар. Уилкинс крутил головой, вглядываясь в ряд припаркованных машин. Тут один из автомобилей замигал фарами.
— А, нам туда.
Они подошли к зеленому «Фольксвагену»— «жуку». Водитель откинулся на сиденье и открыл заднюю дверь.
— Какого черта? — раздраженно сказал Уилкинс. — Зачем вы подогнали такую маленькую машину?
Водитель ничего не ответил на это. Обреченно вздохнув, Уилкинс сказал Томасу:
— Ну, попробуем втиснуться.
Это оказалось многотрудной задачей. Уилкинс был довольно полным человеком, да и Томас не отличался худобой. Сначала в салон забрался Томас, а Уилкинс застрял между спинкой переднего сиденья и дверью. Пыхтя и сопя и работая локтями, он все-таки взгромоздился рядом. Было так тесно, что не вздохнуть, не то что пошевелиться.
— А нам далеко ехать? — поинтересовался Томас. — Я, пожалуй, сниму пальто.
Эта процедура оказалась не менее мучительной. Томасу удалось вытащить руку из одного рукава, но при этом он успел заехать локтем в глаз Уилкинсу, что явно не пошло на пользу их добрососедских отношений.
— Какого черта! — воскликнул Уилкинс. — Могли бы и не снимать свое пальто.
— Потерпите еще немного, — сказал Томас, дергая за второй рукав.
Наконец, он сложил пальто у себя на коленях.
— Слушайте, и так невозможно повернуться, да еще что-то упирается мне в бок. Что там у вас в кармане? — спросил Томас.
— Разумеется, пистолет.
Томас замер:
— Пистолет? Вы шутите?! Вы направили на меня свой пистолет в кармане?
— Именно так.
— Но зачем?
— Послушайте, боюсь, что вы не понимаете всей серьезности ситуации. Хватит ворчать, и вот — повяжите это.
Уилкинс протянул Томасу полоску черной ткани.
— Что это?
— Как что? Повязка на глаза. Погодите, дайте я вам помогу, затяну потуже.
— Какого ч…
Но, вспомнив про пистолет, Томас решил воздержаться от всяческого сопротивления, словесного или физического. Он молча позволил Уилкинсу надеть повязку и плотно затянуть на затылке узел.
— Ну вот, отлично, — сказал, наконец Уилкинс. — Сколько я показываю пальцев?
— Три.
— Черт, как вы догадались? Неужели повязка просвечивает?
— Нет, я просто отгадал.
— Не надо ничего отгадывать! Мне нужно, чтобы вы не запомнили маршрут следования. Это вам не игрушки. Сколько пальцев?
— Не знаю. Ни черта не вижу.
— Ну и славненько. Кстати, я показывал вам четыре пальца, но это неважно. А теперь закройте свой рот. Мне и так тесно, и я не расположен вести тут с вами беседы.