Экзамен первокурсницы
Шрифт:
Один из лакеев, прижимал выгибающегося Хоторна к кровати, а женщина пыталась, срезать с него залитые кровью штаны, рубаха уже валялась на полу рядом с раскрытым целительским саквояжем. Кто видел один, видел их все, пузатые, потертые, в которых вечно что-то зловеще громыхало.
Женщина едва не оцарапала обнаженное бедро Хоторна, и я в замешательстве отвернулась, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Может и не зря меня не пускали в спальню к Илберту, а с другой стороны, брат никогда меня так не смущал.
Я моментально пожалела о своем
– Не стойте столбом, – выкрикнула женщина, – Держите его, иначе он сам себе навредит.
Крис обошел меня и направился к кровати. Я услышала треск ткани.
– Не сметь! Отпустите! Ивидель! – неожиданно выкрикнул сокурсник. И я снова обернулась, не могла не обернуться, стараясь не смотреть на его тело, лучше уж разглядывать рану и подвижные руки целительницы. Она как раз набрала в инъектор прозрачную жидкость.
– Почему он так кричит? – спросил Оуэн.
– Уберите руки! Немедленно! Вы все не… – Мэрдок выгнулся, если бы я его не знала, то сказала бы, что парень напуган, сказала бы, что он в панике.
Целительница ввела иглу инъектора под кожу. Хоторн дернулся и тут же обмяк, бессильно вытянувшись поверх покрывала.
– Ох, – проговорила целительница. И я впервые уловила в ее голосе акцент, слабый, почти незаметный, и все же она чуть длиннее растягивала гласные, а согласные звучали мягче, приглушеннее. – Благодарю вас. Не знаю, что его так напугало, то ли пробуждение в незнакомом месте, то ли игла. Многие люди боятся уколов.
– Вы его исцелите? Или хотя бы… – я замялась и все-таки повернулась, женщина прикладывала чистую ткань к ране на бедре. – Сделайте так, чтобы он дожил до утра, завтра мы переправим его в Академикум.
– Вам незачем просить, – не поднимая головы, сказала целительница, – Вы гости хозяина, А он отдал четкий приказ. Я сделаю все возможное.
– И невозможное? – спросил Крис.
– И невозможное. – Женщина поджала губы. – Спасибо за помощь, а сейчас если вы позволите… – Она красноречиво посмотрела на вытянувшегося у двери дворецкого.
– Сэр, леди, – склонил голову тот, – Ваши комнаты готовы.
Я бросила взгляд на целительницу, которая обрабатывала рану, чутко прислушиваясь к дыханию раненого, на хмурого Криса, и вышла из комнаты.
Да, комнаты были готовы. Уютно трещал разожженный камин, драпировки закрывали окна и одну из полных лун, что взошла на темном небосводе. Спальня очень напоминала ту, в которую поместили Мэрдока. Накрытая покрывалом кровать, стол, стул, две низких кушетки, полка с тремя сиротливо жмущимися друг к другу книгами в темных переплетах и пять подсвечников, в которых едва слышно потрескивали зажженные свечи. Но очарование этого дома рассеялось в тот миг, когда я увидала старающегося вырваться Хоторна. Оно слетело с темных бревенчатых стен, как старая портьера. И внутри снова поселилась тревога, пока еще отдаленная, пока я еще могла от нее отмахнуться. Это все, что я могла сделать.
В отличие от спальни Хоторна, в моей напротив кровати поставили ширму, за которой обнаружилась бадья с водой. Холодной.
– Сейчас принесут камней из очага, – засуетилась Леа.
Девушка быстро, но немного неловко стащила с меня платье. Я была уверена, что слышала треск ткани, но решила не обращать внимания на пустяки. Чистая вода и возможность согреться и отдохнуть волновали куда больше.
Я забралась в воду и закрыла глаза, наслаждаясь тем, как ловко горничная моет мне голову.
– Какие у вас красивые волосы, леди. Белые, таких сейчас уже не встретишь. – Я молчала, но горничная и не нуждалась в ответе. – Я точно не встречала. – В ее голосе слышалась улыбка.
А меня снова кольнуло странное чувство, то самое, что я ощутила, когда князь говорил об Оке Девы. Словно что-то забыла, что-то важное, но это воспоминание, как жужжащее насекомое, все билось и билось о стекло памяти, но все еще оставалось снаружи, оставалось в тени.
– Леди, а почему вы не подогрели воду сами? – полюбопытствовала она. – Мне сказали, вы магесса?
– Кто сказал?
– Ну, все на кухне знают, что у хозяина в гостях маги.
– Ваш хозяин просил не применять силу в его доме, – ответила я, – Не я установила правила и не мне их нарушать.
Она говорила что-то еще, что-то еще спрашивала про платья, шляпки и кухню Энресталя. Иногда смеялась над моими ответами, и зачастую в них не нуждаясь, продолжая спрашивать дальше. Она хотела знать все, от модного в этом сезоне цвета чулок до вина, что подавали на приеме у первого советника.
Жаль, что ее голос нисколько не заглушал тревогу, а казалось, усиливал ее. Словно сквозь болтовню я могла не услышать… Чего?
– А тот молодой человек, в спальню которому вы ворвались, – вдруг спросила она и я снова различила в интонации даже не улыбку, а насмешку. – Кто он вам? Друг? Жених? Любовник? – На последнем слове она понизила голос до шепота.
– Хватит, – сказала я, приподнимаясь.
– Простите, леди, – торопливо заговорила горничная. Но вот странность, пусть голос и звучал виновато, насмешливость никуда не исчезла. А может, я просто искала черную кошку в черной комнате и, кажется, находила, – Я просто хотела…
– Можешь быть свободна.
– Но я должна вам помочь, должна вычистить одежду, подать ужин…
– Поди прочь! – повысила голос я.
– Простите, леди, – тихо повторила она, и спустя несколько минут хлопнула дверь.
Прополоскав волосы, я торопливо выбралась из бадьи и завернулась в полотенце.
Что со мной? Это всего лишь горничная, не в меру любопытная, не очень опытная, таких полно в каждом отеле, и если вы остались без собственной, будьте готовы к беспардонному любопытству и сплетням, будьте готовы к их неумелым рукам и неосторожным словам. В каждом бульварном романе, в каждой пьесе есть нетактичная неумеха, что вечно все портит. Так почему сердце так колотится?