Ельцын в Аду
Шрифт:
– Давайте закончим этот лай и продолжим обсуждение кандидатов, - прекратил свару «железный Феликс».
– Владимир Ильич упоминал Менжинского, моего бывшего заместителя, а потом преемника на посту председателя ВЧК. Могу дать ему характеристику. Вячеслав – сибарит из богатой семьи, с юности вступивший в революционное движение. В 1909 году он написал в эсеровской газете: «Ленин – политический иезуит»...
– После Февральской революции, когда Менжинский сблизился с нами, я высказался о нем и ему подобных: «Наше хозяйство будет достаточно обширным, чтобы каждому талантливому мерзавцу нашлась в нем работа», - прервал главного чекиста Ильич.
– Простите за вмешательство в Ваш рассказ и продолжайте, Феликс Эдмундович.
– После Октября, получив пост наркома финансов, Менжинский привел дело в такой хаос, что был вскоре снят. Но в 1919 году, вспомнив, что он – юрист, Ленин дал «талантливому мерзавцу» место в руководстве ЧК. Ильич угадал: Вячеслав оказался незаменим в разработке головоломных провокаций. Он очень интересовался психологией, писал эротические романы и стихи. Обожал допрашивать женщин, лез в самые интимные подробности личной жизни. Фактически для каждой придумывал своего рода «роман», полный темной и больной чувственности, принуждал признавать сексуальную подоплеку решительно всех поступков, убеждал в изменах мужей и любимых. Правда, имел слабину: принимал участие во всех страшных делах красного террора, но брезгливо отсутствовал при пытках и расстрелах. Совсем как Гиммлер. Тоже берег свои нервы. Работа ведь у нас была тяжелая. Случались и срывы. Главный ликвидатор московской ЧК Мага, к примеру, во время очередной акции свихнулся и набросился на коменданта тюрьмы Попова с воплем: «А ну раздевайся!» Еле скрутили. Товарищ Менжинский, может, скажете слово в свою защиту?
– На одном торжественном заседании в честь годовщины органов я вместо речи, которой от меня ждали, произнес всего шесть слов: «Главная заслуга чекиста – уметь хранить молчание». И еще я помню золотое сталинское правило: врага можно простить, но предварительно его следует уничтожить.
– Наш человек!
– заулыбался «дядя Джо».
– Берем! Енукидзе, кстати, тоже! И к нему ведь применимо выражение «талантливый мерзавец». И еще примем преемника Менжинского, бывшего фармацевта Генриха Ягоду. Пусть он – тайный сторонник Троцкого, пусть я его расстрелял, но он - мастер провокаций и палач что надо. Он собрал мне досье на всю кремлевскую верхушку. Сделал стукачами всю их прислугу. Ввел в число обвинений старых большевиков сотрудничество с царской охранкой. Расстрелял десятки тысяч оппортунистов!
– Раз уж речь зашла о шпионах и контрразведчиках, - воспользовался случаем неугомонный Ницше, - хочу спросить, почему Вы разгромили всю советскую разведку?
– Разведка формировалась в период владычества Зиновьева – Бухарина в Коминтерне, Троцкого-Берзина в ГРУ Красной Армии и Ягоды в НКВД. Как на разведчиков полагаться? Как им доверять? Так что они должны были исчезнуть. С исполнением приговора вышли трудности: шпионы – люди подозрительные. Мы вызывали их в Москву – якобы на повышение. Те не верили. Но надеялись: а вдруг пронесет? И ехали.
... Антонова-Овсеенко вызвали из Испании для назначения наркомом юстиции (и назначили, чтобы успокоить коллег за границей). Бывшего замнаркома, ныне посла Льва Карахана выманили из Турции, предложив должность посла в Вашингтоне. Оба были арестованы и расстреляны в Москве.
Сокамерник: «Когда его вызвали на расстрел, Антонов стал прощаться с нами, снял пиджак, ботинки, отдал нам и полураздетый ушел на расстрел».
21 год назад, в шляпе набекрень, с волосами до плеч, он объявил низложенным Временное правительство. Теперь его босого отвели к расстрельной камере.
Карахана казнили в славной компании «немецких шпионов», куда входил и бывший секретарь ВЦИК Авель Енукидзе. Оба пожилых красавца были весьма неравнодушны к балету, а точнее – к балеринам. Имена их часто упоминались вместе в эротических рассказах о жизни Большого театра.
– Как ты нам сказал, Ницше? «Если радость на всех одна, на всех и беда одна»? Вполне применимо к этим двум развратникам! Впрочем, в СНК я рекомендую их взять! А Антонова-Овсеенко – особенно! Мы его пошлем низвергать Адскую Канцелярию, ха-ха-ха!
– развеселился Генсек.
– Теперь я понимаю, почему СССР оказался не готов к войне с Гитлером, - пробормотал Ницше.
– Раз уж речь зашла об органах, - продолжил «железный Феликс», - как быть с Ежовым?
– «Ежов – мерзавец!
– бросил реплику Вождь.
– Был хорошим парнем, хорошим работником, но разложился... Звонишь к нему в наркомат – говорят, уехал в ЦК. Звонишь в ЦК – говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил». А какие дурацкие ошибки допускал! Пятакова обвинил, будто тот тайно летал в Норвегию на встречу с иностранным шпионом. Зарубежные газеты подняли скандал: в те годы в эту страну ни один аэроплан не летал... Мы его за это расстреляли...»
– Я к тому моменту был и так полумертв, – прошептал бьющийся в адских муках массовый убийца по прозвищу «кровавый карлик».
... В середине 1938 года появилось заявление в ЦК от начальника одного из управлений НКВД А. Журавлева о том, что он не раз докладывал Ежову о подозрительном поведении некоторых работников органов, преследующих невинных людей. Но нарком его доклады игнорировал. Заявление было немедленно обсуждено на заседании Политбюро. Хозяин, конечно же, возмутился и дал команду создать комиссию. В ее отчете Ежов подвергся резкой критике.
В кабинете Сталина его бывший любимец накатал покаянное письмо: «Даю большевистское слово учесть свои ошибки...» Но уже велась проверка деятельности НКВД. Как когда-то Ежов проверял Ягоду, теперь его «просвечивал» вызванный из Грузии Берия, которого назначили заместителем наркома внутренних дел.
В декабре 1938 года Вождь поставил Лаврентия во главе НКВД. «Кровавый карлик» остался секретарем ЦК и председателем Комиссии партийного контроля. Но уже пошли аресты его помощников. Имя самого популярного соратника Сталина исчезло со страниц газет. Некогда грозный палач тихо приходил в свой кабинет и целыми днями сидел там один в прострации. Его портреты еще висели во всех учреждениях, даже в здании ЦК, но к нему никто уже не заходил, его обходили, как зачумленного.
В марте 1939 года на XVIII съезде партии Хозяин заявил насчет НКВД: «Ошибок оказалось больше, чем можно было предположить». И страна возликовала, славя очередную царскую милость – ослабление террора.
Жданов веселил участников форума примерами дурацкого поведения чекистов: «От врача требовали справку: «Товарищ имярек по состоянию своего здоровья не может быть использован никаким классовым врагом для своих целей»... «Я выбился из сил в борьбе с врагами народа, прошу путевку на курорт»...