Ельцын в Аду
Шрифт:
Ельцин, умирал с каждым из них. Но не сдался!
Пока Берия придумывал ему новые истязания, его отправили куда-то по этапу на поезде. В 4- хместное купе набили 25 человек. В дороге голодали, приехали скелетами в Москву в, так сказать, VIP- тюрьму для самых опасных «врагов народа» - ответственных работников государственного и партийного аппарата. К ним применялась особая технология. Нет, побои, пытки не упразднялись. Арестованных били, но не добивали, калечили, но не до смерти. Эта категория подследственных представляла собой ценный исходный материал для чекистских игр «Заговор», «Антисоветский центр», «Шпионское гнездо»...
И еще одно важное обстоятельство имели в виду Ягода, Ежов и Берия, сохраняя им жизнь (на время). Ответственные работники могли дать показания на самых близких Сталину людей, над головами которых дамоклов меч висел постоянно. И следовало быть готовым в любой момент выдать Хозяину компромат на попавшего в немилость родича или друга.
Следователей сюда подбирали из образованных, способных даже к вежливому обращению, обученных психологическим методам ведения допроса. Именно такой «добряк» доверительно объяснил Борису Николаевичу:
Мы знаем о Вас все. Нас интересуют лишь детали. Так что рассказывайте. И учтите при этом вот что. Лагеря бывают разные - дальние и ближние, тяжелые и не очень. Не поймите меня превратно: лагерей-санаториев у нас нет, но от Вас лично зависит — пошлем мы Вас на север, на лесоповал, или еще дальше - в Заполярье, где и леса нет.
Пожалуйста, подумайте о жене - Вы ей снились вчера - и о детях. Не надо смотреть на меня как на заклятого врага. У меня тоже есть дети, и я смотрю на них открытыми глазами, я честно исполняю свой долг, свой служебный и партийный долг.
Мои жена и дети, слава Богу, живы!
– отбрил его Борис Николаевич.
Не надо всуе упомянуть Творца в ад... во Втором СССР. Учитывая прошлое и настоящее поведение членов Вашей Семьи, они все попадут к нам. И от Вашего решения сейчас зависит их будущее, когда они окажутся здесь!
И вообще: проявите сознательность. Вы ведь член партии, Вы меня понимаете. Я всего-навсего старший следователь, но докладывать наркому будут по моим материалам... И оставьте свои страхи. Да, мы применяем физические методы воздействия. Иногда. Это право нам дано для выявления опасных вражеских замыслов. Но Вас никто больше пальцем не тронет. Вы же остались патриотом, я верю, что Вы хоть и оступились, но готовы помочь родному государству... Ведь так? Я вижу - Вы никак не можете успокоиться. Я оставлю Вам несколько листов бумаги, вот ручка. Папиросы, пожалуйста, спички. Не курите? Ну тогда вот бутылка водки. А хотите, мы запустим Вас в воспоминания какого-нибудь алкоголика? Такого же, как Вы сами...
Это был самый сильный искус. Борис Николаевич на земле мог терпеть все: боль, страх смерти, позор, но не алкогольную ломку. В аду он выдержал даже ее.
Находились среди жерт|в НКВД люди, отважившиеся заявить на следствии и на суде о применении пыток. А иные из прокуроров, не успевшие освоить новейшую технологию государственного террора, предлагали занести заявления истязаемых в протокол. Когда об этом стало известно наркому внутренних дел, он потребовал от Вышинского пресечь все попытки оклеветать органы. В архиве сохранилось письмо Генерального прокурора на имя Берии, в котором он сообщает, что дал указание не фиксировать провокационные заявления.
Ельцин, стоически переживший на земле физическую боль и болезни, держался геройски: дерзил, заявлял о принуждении, пытках, писал жалобы, которые никто не рассматривал...Тогда к нему применили своего рода «метод контрастного душа: от «хорошего следователя» передали «плохому» - полковнику Лихачеву, который сразу ему заявил:
«Помни, что ты теперь уже не кандидат в члены Политбюро, а арестант, и разговоры с тобой будут коротки. Если будешь запираться в своих показаниях, будем бить тебя, как «Сидорову козу».
МГБ мне партийные должности не присваивало и не оно меня их будет лишать! А применять избиения подследственных в Советском Союзе никому права не дано. Лихачев заявил:
«Этот вопрос согласован где надо, мы самостоятельно не избиваем.
Но позволь, я же пока только подследственный и никем не разжалован, не приговорен!
«Иди сюда, - и Лихачев подвел допрашиваемого к окну, из которого была видна улица.
– Вон видишь там народ, вон где подследственные, а ты уже осужден, от нас на свободу возврата нет, дорога одна - только в исправительные лагеря». Или в магилу!
Затем экс-предизента повели к министру МГБ Абакумову. Тот тоже посчитал своей обязанностью прежде всего предупредить арестанта:
«Будешь упорствовать, будем бить и искалечим на всю жизнь».
Но в Советском Союзе не допускаются подобные методы ведения следствия, это напоминает «ежовщину».
«Я тебе покажу «ежовщину», еще раз говорю, не будешь давать показания, искалечим на всю жизнь и все равно добьемся от тебя нужных показаний».
На протяжении месяца Ельцин проводил бессонные ночи в кабинете следователя Самарина. Обычно вызывали на допрос часов в 10-12 дня и держали до 5-6 часов вечера, затем в 10-11 часов вечера до 5-6 часов утра, а подъем в тюрьме был в 6 часов утра. Арестант понимал, что это тоже один из методов следствия, чтобы заставить говорить то, что нужно чекистам. Экс-президента обвинили в участии в заговоре, во главе которого стоит Жуков, против Сталина.
Я этого маршала никогда лично не встречал, ни в каком заговоре не принимал участия и точно знаю благодаря своему посту президента России, что Жуков никогда не был организатором несуществующего заговора против Сталина.
«Бывал на банкетах у Жукова и Буденного и других?»
– Нет!
«Врешь, перестань упорствовать, нам все известно».
Если вам все известно, что же вы от меня хотите? Уличайте меня тогда фактами.
«Я буду тебя уличать не фактами, а резиновой палкой».
Капитан Самарин схватил подозреваемого за плечи, ударил по ногам и повалил на пол. И началось зверское избиение резиновой палкой, причем били по очереди, один отдыхает, другой бьет, при этом сыпались различные оскорбления и сплошной мат. Ельцин так и не узнал, сколько времени они калечили его. В полубессознательном состоянии Бориса Николаевича унесли в «бокс». И так продолжалось в течение четырех дней и днем, и ночью.
На пятый день его опять вызвал заместитель начальника следственной части полковник Лихачев.