Электрическое бессмертие
Шрифт:
Телефон Павла осветил ржавые ступени лестницы, уходящей в вертикальную трубу. Апатии и усталости как не бывало! Осторожно щупая руками каждую перекладину и старательно распределяя вес, Игорь аккуратно двинулся вверх. Сколько времени занял путь – неизвестно. Время вообще превратилось в абстракцию.
…Узколицый буддист преспокойно расселся на стуле, покуривая сигарету. Даже перестал демонстрировать голый живот, натянув лёгкий свитер. Как только голова Игоря высунулась над бетоном, он приветливо указал на другой стул.
– Поздравляю. Вы выдержали испытание. Теперь серьёзно поговорим об условиях оказания помощи.
Игорь скинул, наконец, рюкзак. Стул жалобно скрипнул под весом расслабившегося тела. Понятно, что ещё ничего не кончилось. Сидящий напротив безумец, слишком насмотревшийся американских боевиков, смертельно опасен. И дело с ним нужно непременно довести до конца. Быть может, не прямо сейчас. Через пять минут или позже.
Поэтому на свет появилась пачка сигарет, купленных в Москве. Игорь затянулся, без спешки осматривая очередное помещение. За эту ночь, похоже, у него прорезались признаки клаустрофобии. Сейчас бы вырваться наверх, тем более перед глазами вполне цивильная, совсем не шахтная лестница… Но не позволительно проявлять слабость.
– Ваша цена?
– Не торопитесь. Наш первый диалог слишком быстро перескочил на повышенные тона. Расскажите.
Если в том разговоре Игорь уложился в одну фразу, сейчас произнёс десять.
Почитатель Будды с минуту раздумывал.
– Обе ваши проблемы решаемы. Сами понимаете, я не поеду в Белоруссию. Везите брата сюда – попробую помочь.
Исключено. Конечно, есть машины, в которых на ходу поддерживается стимуляция сердечной деятельности и принудительная вентиляция лёгких. Но не в шхату же опускать. Тем более – к кому! Осталась вторая половина вопроса, о коллегах по шарлатанскому бизнесу.
– Многих, многих знаю, кто обучался в дацанах. В подходящую фазу луны обращусь к высшему разуму. Земля живая, как и Вселенная, они составляют неразрывное единство. Вопрос лишь в том, каких усилий стоит, чтобы постигнуть.
Приехали. Стоило переться в другую страну и рисковать жизнью, чтобы услышать нечто вроде «враг твой – трефовый валет, а дорога ему в казённый дом»?
– Слушайте, гуру, а нафига вы Павла пришили?
Обитатель шахты склонил голову набок.
– Странный вопрос. Вы уверены, что это вас касается?
– Он мне до лампочки. Хочу понять, с кем имею дело.
Узколиций согласно кивнул.
– Резонно. Во-первых, у него рак лёгких. Уже никакая магия не поможет. Странно, что не загнулся ещё на выходе из моей кельи. Считайте милосердием – отправил его душу на перерождение, не обрекая на финальные мучения в этом теле.
Что не мешало использовать его для вербовки клиентуры, лгать. Да и убийство, если соглашаться с их поверьями, здорово портит карму.
– Во-вторых?
– А во-вторых, увидев скелеты прежних визитёров и свежий труп Павла, вы поймёте – ступив на этот путь, обязаны пройти его до конца.
То есть сейчас получу предложение в стиле «Крёстного отца», от которого не смогу отказаться? Игорь улыбнулся и сунул сигаретную пачку в правый набедренный карман, где притаился «Вальтер». Большой палец нащупал знакомый выступ предохранителя, потом ребристый затылок курка.
– Ну уж нет. После приключений внизу не имею намерения сворачивать. Поэтому огласите ваши условия. Только не нужно красивых фраз «отдайте всё». Каждая услуга имеет свою цену. Назовите её. Сколько вам надо, чтобы перестать заманивать людей в подземелья, начать жить по-человечески? Наконец, помочь наследникам шахтёров, получивших здесь дозу радиации.
– Вот что значит – из Москвы! Вы только деньгами умеете мерять.
Игорь закинул левую ногу за правую, прикрыв ей набедренный карман. Вряд ли религиозный жулик сейчас внимателен, рассыпаясь соловьём о высших ценностях.
– … Вы просите о спасении близкого? Фактически – трупа? Тогда и цена другая. Жизнь за жизнь!
– То есть смерть другого?
– Или себя самого.
– Принято.
Стрелять в человека тяжело. И, слава Богу, не приходилось. В девяностые Игорь десятки раз доставал ствол, палил в воздух, делал дырки в полу, в стенах, в стеклах машин… Менял простреленный лобовик своего «БМВ» и ремонтировал офис после бутылки с «коктейлем Молотова». Но – судьба милостива, остался порожек, через который пока не переступил.
Подземный гуру что-то уловил шестым чувством. Или прочитал на лице упрямого клиента. Игорь выстрелил через карман, когда узколицый метнулся вперёд.
Грохот «Вальтера» звонко отразился от голых стен. Пуля угодила в бедро, чуть развернув в прыжке. Поэтому сокрушительно хлёсткий удар только скользнул по лицу стрелка.
Стул опрокинулся назад под сцепившимися телами. Игорь почувствовал железную хватку удушающего приёма. Пистолет застрял в кармане – видимо, затвор в движении прикусил ткань. Снова на грани потери сознания, Наркевич увидел те же сиреневые искры, что и в щели на выходе из логова. В порыве отчаяния, вкладывая оставшиеся силы без остатка, извернулся и упёрся ногой в живот гуру, жёсткий, словно сотканный из стальных тросов. Удар!
Со дна вентиляционного колодца донеслось эхо падения тела.
***
Российская Империя, 1887 год
Тётка Ганна недвижно лежит на столе, закрыв глаза. Ей, наверно, лет сорок-сорок пять, по городским меркам – ещё можно плясать на балах. Но тяжкая деревенская жизнь старит до срока. Дед Михась, куда более старший, выглядел её ровесником.
– Дапамажите, пан Якуб! Всё село уповает.
– Я не Господь Бог, Михась, да и наши опыты далеки от завершения.
Дыхание хриплое, губы синие.
– На что жаловалась?
– В груди тесно, болело вось тут, хрипела як стары мерин. Но хто ж в августе да лекаря ходит? Страда! Хворобы за зиму пройдут, коли Бог даст.
– Стало быть, сердце больное. Сейчас пригашу свет, запоминай, что увидишь.
Подвал под усадебным домом, успевший дать почву для досужих пересудов местных обывателей, погрузился в полумрак. На простом крестьянском, но вполне доходчивом языке Михась подробно поведал, что у левой груди свечение слабое, «ни бы в яму провалено». Хозяин запалил лампу и торопливо записал слова помощника, взялся за рисунок, чтобы отметить точки для гальванического воздействия, но бросил. Ганна умирает, ей нужно помочь сейчас или расписаться в бессилии.