Электрическое бессмертие
Шрифт:
Старшему из Наркевичей-Иодко стукнуло шестьдесят. Совсем не тот возраст для спутника в опасной миссии по землям красных. Генрик придирчиво оглядел родственника. При столкновении с советской полицией на него надежды нет. По-русски говорит свободно, но акцент заметен. А уж от второго комплекта документов, кроме дипломатических, липой разит за версту. И это после Великой войны, когда только ленивый не читал романы о шпионах в тылу врага! Так что миссия не просто рискованная, она за гранью абсурда. С другой стороны, без помощи дипломата прибытие
– Потом к могилам схожу. Сейчас ищем начальника курсов и устраиваемся.
Два сознательных полевода из-под Витебска, щеголявших польским говором, весьма нехарактерным для тех восточных мест, вручили бумажки директору недельных сельскохозяйственных курсов, плешивому и плюгавому мужичку, чей пиджак поверх косоворотки был настолько потёрт и засален, что Генрик поверил в предусмотрительность напарника, отказавшего в субсидии. В чём-то новом и презентабельном ещё более бросалось бы в глаза отличие от местных. На самого себя Витольд здравомыслие не распространил, вырядившись, как скромный буржуа на прогулке. «Объясню, что купил одежду в НЭПманском магазине», - отмахнулся он. На размер Генрика, конечно, там костюмчика не нашлось.
– Так что вы вовремя, товарищи! Завтра годовщина со дня рождения товарища Ленина. Получили циркуляр – коммунистический субботник в нонишнем году проводим в память вождя, аккурат к этому дню, а не первого мая, как раньше. И правильно! Жду комиссию из уезда. Посему – никаких занятий на сегодня. Лопаты в руки – и вперёд к победе коммунистического труда.
Витольд открыл было рот сослаться на возраст и недомогание, но поймал взгляд Генрика и опомнился.
– С радостью, товарищ.
– Инвентарь получите у товарища Дашкевича в левом крыле.
Сложив вещи в комнате для слушателей, оба Иодко отправились за упомянутым инвентарём. Через пять минут Витольд Витольдович, друг Пилсудского, правая рука Министра иностранных дел, член правительственной делегации на Рижских и Версальских переговорах, воткнул в землю штыковую лопату, утопив её хромовым сапогом, в компании десятка пролетариев. Для знатного полевода он копал чрезвычайно неумело.
Генрик работал чуть лучше хотя бы в силу возраста. Он помог снести мусор, всегда появляющийся из-под снега, отремонтировал дверь в кузню, благо опыт починки велик после краковского погрома. Когда окончательно стемнело, встретил усталого директора.
– Товарищ, а что это ближе к лесу виднеется, с крестом?
Тот недовольно дёрнул головой.
– Плохое место. Склеп с панами, что здесь когда-то жили.
– Что же в нём плохого?
Совхозник стянул треух и вытер лысину рукавом.
– Деревенские говорят, дух пана Якуба по Над-Нёману бродит. Понятно, сказки и суеверия, поповство. А только раз пытались снести – кирпичи забрать на коровник, селяне вокруг стали. Не дадим, и всё тут.
– Надо же! – Генрик изобразил недоумение. – Что, уважали пана?
– Если бы. Угнетатель трудового народа, как и все белополяки. Но о нём легенды ходят – молниями управлял, невиданные урожаи собирал, безнадёжных больных лечил, чуть ли не мёртвых оживлял. Говорят, его душа не оставит усадьбу, пока о нём помнит хоть один человек.
Сын едва удержался, чтобы не перекреститься. Жуткое поверье… Ты был грешен и свят одновременно, отец. Пусть Пётр откроет пред тобой врата. Если остался на земле, неприкаянный, это страшнее адских мук. Почему-то вспомнилась Станислава Томчик и её эктоплазма. Отцовская душа в виде дыма?!
Мысли перескочили на иное направление. На оккультный сеанс Станиславы его пригласила Яна. После прощальной записки – ничего. В канцелярии университета потеряли её досье – нет даже адреса… Пустота.
Генрик упрямо мотнул головой. Воспоминания о меркантильной пани, оставившей его в трудный час, делают слабее. Единственная надежда – выполнить начатое до конца, вернуться в Польшу, прославиться, разбогатеть. Тогда остаётся шанс, что Янина объявится. Быть может…
– Товарищ, а не могли бы вы проводить меня к склепу? Интересно всё же.
– Нет! И не уговаривайте. Никаких духов и приведений не бывает, это товарищ Маркс доказал. Но боязно как-то.
– Как хотите.
Оставив суеверного товарища возле усадебного дома, Генрик двинулся к лесу и могилам по едва заметной дорожке, по которой до девятнадцатого года хаживал тысячу раз.
Кованая дверь со скрипом повернулась на ржавых петлях. Внутри – хоть глаз выколи. Но и без света известно: здесь папа, чуть дальше – матушка, брат Томаш… Дорогие люди, оставшиеся в прошлом, в той жизни, которая бесповоротно сломана войной и большевизмом.
Молодой человек ощутил, как горло сдавило. В лучшем случае он повторит некоторые отцовские достижения. Может, прибавится денег, но тут без иллюзий ясно: большую часть пирога заберёт Витольд, которого отец не выносил.
Пан Якуб вообще не очень сильно задумывался о деньгах, когда речь шла о медицине. Он хотел познавать неизведанное и лечить людей. Познавал и лечил. Отчего ж мы так обмельчали?
Можно сослаться на революцию, междоусобную бойню красных и белых, большевистскую диктатуру. Но отец оказался в Париже во время восстания, сумел сделать свои выводы. Французский бунт его не остановил, а подстегнул, направил по верному пути.
– Папа, я не знаю, что предпринять. Если начну делать ложное по слабости своей, помоги взять силы, чтоб остановиться.
Грех молиться мощам предков, не причисленных Римом к лику святых. Генрику было всё равно. Он перекрестился, поклонился и зашагал обратно к свету, где с керосинкой в руках его ждал директор, беспокоящийся о походе подопечного слушателя на ночное кладбище.
Глава 15
Глава пятнадцатая
Республика Беларусь, 2013 год