Электрическое бессмертие
Шрифт:
Первым показался штабной автомобиль-вездеход, за ним грузовые «Студебеккеры». Дальше Скалечную заполонила колонна гусеничных машин тёмно-зелёного цвета.
Командирский «Виллис» тормознул у входа, с ним грузовик. Молодой подполковник в щёгольском белом полушубке вылез на снег.
– Демченко!
– Я, товарищ подполковник!
– Видишь – центрум медичны, дверь открыта. Узнай, что там. Не везти же раненых дальше.
Капитан прихватил пару бойцов, перевесил ППШ на живот и шагнул внутрь. Этого Конрад никак не ожидал.
– Зам по тылу 1448 САП капитан Демченко. Вы – кто?
– Витам пана капитана… Я – доктор Иодко, - ответил старик, не слишком разобравшись в словах военного. Откуда ему знать, что САП – это самоходный артиллерийский полк 60-й армии 1-го Украинского фронта? Он и самоходку от танка не отличит. Со звёздами, стало быть – не вермахт, и за то спасибо.
– У нас раненые. Скольких сможете принять?
Наверно, сильно напрягая память, врач смог бы ответить по-русски. Но эта самая память в первую очередь подсказала, что красным лучше не знать о российском, тем более – панском прошлом. Он забормотал по-польски:
– Пшепрашам. Ниц нема. Особенно лекарств и перевязочных средств. Зиму амбулатория не работала.
– Плохо. Но больше не хватает врачей. «Юнкерс» точно в медчасть бомбу уложил, сука. Вы – хороший врач?
– Один из лучших в Кракове, пан офицер. Но я – терапевт, не хирург.
– Это лучше, чем зубодёр или ветеринар. Разворачиваемся тут!
В обычной армейской манере русские и не подумали спросить разрешения у хозяина. С той же бесцеремонностью заняли второй этаж и соседний магазин. Как по мановению волшебной палочки появилась печь-буржуйка.
Всенепременно сунул нос замполит. Вперив бдительный взгляд в аборигена, сурово спросил:
– Из панов? Буржуй?
– Не, просты доктор, - ответил наследник шляхетской фамилии, восходящей к эпохе Ягеллонов.
– Ну-ну…
Гул и лязг возобновились. Колонна СУ-76М уползла дальше. На улице остался «Студебеккер» с красным крестом на боку.
Девушка, лейтенант медицинской службы, с интересом глянула на плакатики в рамке.
– Пан доктор, что есть «электрография»?
Он сбивчиво объяснил.
– Не знаю, когда дадут свет. Без него…
– Можно взять ток с автомобильного генератора. Вас устроит двенадцать вольт или дать высокое напряжение с умформера?
За двое суток три дюжины бойцов 1448 САП получили сеансы электротерапии для стимулирования регенерации тканей. А ещё немолодой врач резал, доставал осколки, вскрывал нарывы, накладывал лубки, зашивал… Опускал веки молодым ребятам, которым ничем не смог помочь.
Русские удивлялись, глядя на электрическую премудрость – вот до какой техники додумались буржуи. Фамилия Наркевич-Иодко на дипломе, висящем в рамке, им ничего не сказала. Конрад пришёл к выводу, что Иодко не помнят вообще: ни как изобретателей электротерапии, ни в роли эксплуататоров трудового крестьянства. Это принесло облегчение и огорчило одновременно. Быть может, забвение страшней дурной славы.
А ещё он удивлялся. Советские парни и девушка-лейтенант, потомки батраков и работяг, подобных песочанским, о которых принято было заботиться и одновременно относиться снисходительно, проявили незаурядную смекалку. Они мигом разобрались в электрических хитросплетениях, усвоили польские инструкции, дополнив пробелы интуицией, а также опытами по методу «научного тыка», как выразилась лейтенант. Привычная панская спесь спряталась в дальний уголок натуры и тихонько примолкла.
Могут же русские сосуществовать с поляками мирно и даже объединяться в борьбе против общего врага. Что же мешало сделать это раньше? Сколько потерь, сколько смертей от глупой вражды славянских народов…
С того самого дня Конрад начал ежедневно приносить домой в безопасный полуподвал буханку хлеба и банку американской тушёнки – самую твердую валюту военного времени.
Глава 17
Глава семнадцатая
Российская Федерация, 2013 год
В месте впадения маленькой речки Тверцы в Волгу стоял заброшенный речной вокзал. Не удивительно, что он привлёк к себе внимание любителей оккультных таинств. Никакими материалистическими резонами не объяснить, почему роскошное некогда здание в стиле сталинского неоклассицизма, расположенное практически у сердца областного центра в исключительно живописном месте, находилось в столь плачевном состоянии. Единственное учреждение, которое соответствовало осыпающимся фасадам и разваливающимся ступеням, это был Музей ужасов.
С начала лета здесь начали собираться поклонники восточных эзотерических таинств. Они пели протяжно и грустно, усугубляя тематическую атмосферу упомянутого музея. Городские власти несколько встревожились, а милиция пару раз выгоняла людей из руин. Потом успокоились: сборища никого не беспокоили и никому не мешали.
Буквально за пару недель новое объединение набрало серьёзную популярность. На чтение таинственных книг и коллективные медитации приходило в отдельные дни до полусотни человек. Тревогу забила разве что православная церковь, обоснованно считая буддистского проповедника нежеланным конкурентом.
К концу августа, в один из последних сравнительно тёплых дней, собрание затянулось надолго и не закончилось с заходом солнца. Новообращённые искатели космической мудрости и коррекции кармы разошлись к полуночи, возле гуру остались две симпатичные барышни, готовые совершить особо восхитительный ритуал, заимствованный из другой восточной культуры. Но им не повезло.
– Привет, Геннадий. Хорошо устроился. Лучше, чем в Мончаках.
– Присаживайтесь, что же вы стоите, - невозмутимо ответил тот заученной репликой. Через маску олимпийского спокойствия просочилась настороженность.
Игорь присел на циновку. Комната до пятидесяти метров площадью, оборудованная под дацан, освещалась множественными светильниками. На стенах постеры с изображением Будды и портретами четы Рерихов, куча символики агни-йоги. Впрочем, точность воспроизведения обстановки буддистских храмов не имела ни малейшего значения: паства в средней полосе России слабо представляет интерьер восточных святилищ. Да и любые отклонения не сложно обосновать «истинным знанием», более продвинутым, чем в архаичных учениях.