Электропрохладительный кислотный тест
Шрифт:
– …Целый год мы прожили в Саду Эдема. Дверь туда нам открыла кислота. В Саду Эдема были лишь целомудрие да приятное времяпрепровождение. Кислота открывает дверь, вы входите и ненадолго там остаетесь…
И именно в этот момент – тайны синхронизации!.. да – в дверь со стороны Шестой улицы входят четверо полицейских, огромные темно-синие фигуры. В погруженной во тьму толпе начинают раздаваться возгласы:
«Копы! Копы!..» Последний жестокий налет, чтобы довершить катастрофу! В темноте поднимается бешеная сумятица, тела бьются о стены гаража, точно гигантские, причудливо разодетые крысы в поисках нор… Уносить отсюда ноги к чертям собачьим!.. Ну конечно, это же Условное Поколение, все ребята освобождены условно, всем
– Четверо сшитых на заказ полицейских, вы же понимаете, разыскивают бисерных торчков в стадах свиней…
– Здесь копы? – спрашивает Кизи. Голос у него встревоженный.
– Копы из участка…
– Они тоже накатывают волнами, – говорит Кизи, – это образец непрерывных повторов…
…Вот как!..
Копы уже остановились с краю толпы и попросту озираются вокруг.
– Есть копы, а есть полицейские, – продолжает Кизи. – Коп говорит: «Не делай этого. Это запрещено, вот и все». Полицейский же говорит: «Ты можешь это делать, но, если ты зайдешь слишком далеко, у тебя будут неприятности». Полицейский – это двойная разделительная линия посередине дороги. Я имею в виду, внутри нас.
…Внезапно вспыхивает прожектор, и в узком конусе его луча оказывается Кэсседи.
– Как сказал однажды Кен, – говорит Кэсседи, если двадцать лет не обращать на копа внимания, он исчезнет…
– Хо! – Хо! – Хо! – Ангелы Ада в углу… четверо копов всего лишь внимательно оглядывают собравшихся на проповедь людей и направляются к выходу. Кэсседи не унимается:
– Да! Хулиганские действия, вы же понимаете… Не будет здесь никаких хулиганских действий. Если б нам понадобились хулиганские действия, мы позвали бы ребят, которые устроили бы их в лучшем виде…
– Хо! – Хо!.. Вот так то!.. Хороший коп мертвый коп!
– Хороший коп – мертвый коп!
Но копы шагают себе к выходу все той же неторопливой походкой, вразвалку, и небрежно проходят сквозь компанию Ангелов Ада, как будто их не замечая. Копы удалились, но они вновь сделали прокол и нарушили атмосферу. Кизи пытается ее воссоздать, в тех же мягких тонах, однако она упрямо улетучивается. Начинает он с рассказа о своем видении, об образе выхода за Пределы Кислоты, о том; как он увидел линии света на другом берегу залива в Маысанильо, линию травы…
– …и я курнул травы, собственно говоря, немного «Золота Акапулько»…
Во тьме раздаются одобрительные возгласы – «Золото Акапулько»! Черт подери, мы же торчки посвященные, нам-то известна самая жирная и густая марихуана! Вот только этот прикольный прокол. Кизи повествует обо всем своем видении: линия кислоты, круг, нуждающийся в завершении, огоньки на другом берегу залива… Сплошь метафоры, аллегории, там и сям в головах образуется жуткая мешанина… Рок-н-ролл, неистовство, телекамеры, тьма, копы, а теперь еще и… э т о… Все это непрерывно рикошетирует от уровня к уровню. Черт возьми! Что это Кизи… делает… Наконец – линия с крючком, замыкающая круг, не пройдя весь путь. Он рассказывает им все, но что это…
– Мы входили в эту дверь, какое-то время оставались там, а потом выходили обратно в ту же самую дверь. Но пока мы не дойдем до конца… а потом и еще дальше… мы никуда не попадем, ничего нового не испытаем…
Они чувствуют себя не в своей тарелке, они нервничают, сознают собственную никчемность, слишком много прорех в воздушном шаре, и в мозгах мешанина… да еще эти прикольные телешакалы тычут повсюду микрофонами, точно записывают казнь Ленни Брюса…
– Давайте выясним, где мы находимся. Давайте встряхнемся. Потанцуем.
Вновь загорается свет, вновь звучит музыка, все вновь обретает цвет и вертится волчком. Голдхилл уже очумел. Музыка заливает его нервные узлы потоком утешения… Любовь! Блаженство, счастье! Яркие огни! Опять танцуют с притопами Ангелы Ада, танцуют все. Но длится это недолго. В толпе – Кизи. Его начинает окружать народ. Музыка затихает. Кизи выглядит слегка остекленевшим, однако держится стойко, как будто полон решимости схватить катастрофу за плечи и отшвырнуть прочь. В руках у него глыба льда. Он целует ее, откалывает кусок и кладет его в рот, откалывает еще один и протягивает Кэсседи. Кэсседи целует свой кусок льда и растирает им свой обнаженный торс. Ледовая вещь… К ним пытаются протиснуться телеоператоры и радиоператоры. Их оттирают назад. Все ходит ходуном. Кизи и Кэсседи сидят на полу и общаются с помощью льда. Проказники и кое-кто из прочих торчков садятся в кружок рядом с Кизи и Кэсседи… в позу лотоса… Садится вместе с ними и Гэри Голдхилл. Он готов. С ними сидит малыш с шипящими зубами, чумовой… в позе лотоса… Спина его под балахоном Неру неподвижно выгнута. Он в трансе. Жемчуг в сосуде все кипит и кипит. Все берутся за руки и закрывают глаза – общинный круг… Они зажмуривают глаза все крепче и крепче, они ждут… энергии. Она приходит! Приходит! Из круга доносится резкий пронзительный звук… Слыхали?! Странно… Половина наблюдателей в замешательстве, они сбиты с толку. Это что, вечеринка по случаю Дня Всех Святых или спиритический сеанс с трясунами? Господи… Алберт Морч из «Уиминз уеар дейли» говорит Катрит Милинье: «Послушайте, когда я вчера вечером с вами познакомился… я еще не знал, что вы дочь герцога Бедфордского!..» Что это все ударились в религию! Ангелы неугомонны. Они стоят у края круга. «Эй, включите музыку!..» Сидящие в кругу – Кизи, Кэсседи и все прочие – начинают говорить. Малыш с шипящими зубами слышит голос. Глаза его все еще зажмурены. Он улыбается и сияет.
– Дохлый зяблик, – говорит он, – разбитая дорога и дохлый зяблик.
По голосу чувствуется, что он на грани слез и беспамятства… или же готов в любой момент разразиться безумным хохотом…
– Дохлый зяблик и разбитая дорога, лежит в пыли, ошибка… ошибка, но она не имеет значения… Ошибка не имеет значения… важна ситуация, в которой сделана ошибка… Разбитая дорога, дохлый зяблик, четыре заправочные станции, хвостовая дозаправка в воздухе для толстяков в темных очках, которые не видят разбитой дороги и дохлого зяблика…
Голдхилл сидит, погруженный в транс… Отовсюду накатывают волны энергии… Словно… злые духи!.. Кизи и Кэсседи – что они пытаются проделать с его разумом?… Схватили меня, заманили в Долгое Ожидание – чего? мысли? откровения? любви? чувства? прорыва – куда? или это
Они его мистифицируют! Морочат ему голову! Однако мысль, которую мы ждем, – она ощущается, физически, она накатывает мощной волной… Он хочет описать ее и заглядывает себе глубоко в душу
Массовая бесовская галлюцинация – вот что это такое! Он озирается по сторонам… Все ходит ходуном…
Вокруг него – осужденные на адские муки, пропащие души умерших… Он поднимается, сверкая китайским фейерверком своей драконской пижамы, и направляется к двери, выходящей на Шестую улицу, однако… Мертвые и Проклятые! Лица!
Ангелы Ада, запрудившие ведущий к выходу коридор, затевают