Электропрохладительный кислотный тест
Шрифт:
– Аузли!
ВЫЖИЛ
– Тот малый в тюрьме!
– Всеравношка!
РЭ-Э-Э-Э-ЭЙ
– Рэй!
– Панчо Подушка!
– Дж. Эдгар Гувер! – и они записывают…
В ДУРАКАХ ОСТАЕТСЯ КАЖДЫЙ ХИТРЕЦ
– Гэйлорд!
– Джим Фиш!
– Агент Номер Один!
МАРИКОНЫ!
– Космо!
Кос-мо
Черт вот это поток из в вечность ушедших времен из Ла-Хонды из дальних краев из Крысиных земель и спокойных морей все нахлынуло вновь все забило ключом оседлать бы волну и нестись и нестись и нестись и нестись в этом мраке – и снова давить лобковых вшей в лягушачих водолазных костюмах шесть крошечных неопреново-резиновых браслетов на каждую лапку лобковой вши которая ползает замаскированная под крошечные шрамики в мозгу едрючая катастрофическая инвазия, эта мрачная мысль оформлялась в каждом мозгу до тех пор, пока сквозь скудную и искусственную праздничную эйфорию не прогремел, совершенно открыто и оглушительно, на всю запаршивевшую выгребную яму Склада, извечный голос смотровой волчьей ямы, голос в тоне «не-морочьте-мне-голову», голос Пейджа:
– А все-таки здорово участвовать в величайшей суходрочке в истории.
Но как бы прикольно то ни было! На следующий вечер, в канун Дня Всех Святых, в долгожданный волшебный час… Глазам своим не верю, Проказники преобразили помещение. Надо отдать им должное, они наверняка трудились как турки. Как и прежде, этот Склад – чума бубонная среди зданий, вы же понимаете, однако в глаза бросается яркость стиля, крысиная роскошь. Самая роскошная вещь – гигантский оранжевобелый парашют, чудовищных размеров, сплошной шелк, без всяких строп и всего прочего, подвешенный за верхушку к потолку и растянутый до самых углов потолка, точно некий величественный балдахин с пирушки Людовика XV в оранжерее Версаля. Он сверкает! Grand luxe! Как выясняется, это тот самый парашют, который астронавты используют для приводнения… гм… Да… Вот это зрелище! Проказники вновь облачились в свои комбинезоны и превратились в Людей-Флагов. Горянка сидит со стороны Шестой улицы и пропускает гостей по висящему на двери списку приглашенных, который почерком Бога Ротора составил Пол Фостер. Горянка расстегивает комбинезон «Их не арестуешь» и дает грудь Саншайн, а избранные, правоверные… толпы!.. топают и топают внутрь… Их лица расписаны вихрями в стиле «арт-нуво», расписаны наполеоновские треуголки, расписаны маски, причудливо выкрашены волосы, и еще – расшитые узорами китайские пижамы, сшитые из американских флагов платья, прозрачный полиэтилен в духе Флэша Гордона, дешевые накидки из сарана, набивные индийские одеяла пончо казацкие бурки меховые безрукавки тортообразная мешанина кантов и аксельбантов вышивка яркие пледы саронги сари головные повязки банты жезлы камзолы сюртуки епископские судейские и профессорские мантии ленты нашивки отвороты ремни башмаки на крючках «гаремные» башмаки башмаки «дюранго» сапоги-скороходы рыцарские сапоги модерновые башмаки разноцветные светящиеся «веллингтоны» башмакиговнодавы бусы медальоны амулеты тотемы отполированные кости голубиные черепа скелеты летучих мышей лягушачьи тораксы собачьи бедра берцовая кость лемура коленная чашечка койота… Короче, чудовищный цирк, сказочный карнавал, паноптикум. Подкатывают Ангелы Ада, в своей униформе – куртки с черепами, при всех регалиях, бороды расчесаны и подстрижены; Терри Бродяга, Пит Мотогонщик, Ралф Оклендский со своими девицами… мини-юбки и малиновые чулки… Джордж Шоколад… Хаос! Огненная лава! Джордж Шоколад не обнаруживает себя в списке, а его девушка то и дело бубнит: «Что такое, Джордж, мы что, не можем войти?» – и в конце концов Горянка издает презрительный смешок и взмахом руки пропускает их внутрь. Малыш лет десяти выскакивает из помещения Склада на Шестую улицу с криком: «Кто тут курит траву?!» – самым угрожающим тоном, на какой только способен… агрессивный чертенок. Внутри даже оборудована детская комната, и оттуда то и дело приходится гнать ко всем чертям Отшельника. Кизи в комбинезоне Людей-Флагов стоит в стороне, смотрит вокруг и молча слушает здоровенного Ангела из Окленда, на котором под ангельской курткой рубашка в горошек и галстук в горошек: «Я надел рубашку и галстук, Кен, по случаю Дня Всех Святых», – в громкоговорителях звучит рок-н-ролл, а громкоговорители повсюду на стенах, на потолке, даже на вершине парашютного балдахина… микрофоны, кинокамеры, телекамеры… Да… Избранные и Правоверные! – и все-таки слух о светопреставлении на паршивом старом Складе разносится по городу, точно новость из светской хроники. Разумеется, не вызывающая сомнений… Три телестанции прислали операторов, четыре радиостанции людей с микрофонами и магнитофонами. Прибыл романист Херберт Голд – с улыбкой как на рекламе крема после бритья. Прибыла Пиа Линдстрём, дочь Ингрид Бергман… О, сладостный прилив адреналина! Вот где главный сходняк! что это… неужели новая волна?… Где?… входит сан-францисский корреспондент «Уиминз уеар дейли» Алберт Морч, нагловатый типчик с «Роллейфлексом» на шее… Катрин Милинье из «Вога» с миниатюрным фотоаппаратом в роскошном кольчужном ридикюле стоит среди Ангелов, торчков и представителей Условного Поколения, точно принцесса или жар-птица… Ларри Дитц, журналист из Лос-Анджелеса… И я… гм-гм… Избранные и Правоверные плюс весь громадный мир. Это обычная вечеринка, не больше. Но черт подери! Такие костюмы подходят скорее для спасения душ усопших, а не для приема по случаю Дня Всех Святых… право слово, эти одежды больше подобают духовенству…
Мы что, ослепли?… Причащение… Освящение… Причастие… М-да… На сцену поднимаются «Анонимные Художники Америки»… Они похожи на прикольных фей из «Сна в летнюю ночь» – дуэльные рубахи и длинные платья невиданных досель фосфоресцирующих пастельных тонов, над инструментами сияют разноцветные светящиеся маски смерти. Помещение внезапно утопает в музыке из миллиона динамиков… в сопрановом вихре музыки… сплошь электрической плюс электронная музыкальная машина «Бучла», вопящая, как способный логично мыслить душевнобольной…
На середину, под громадный парашютный балдахин и лучи прожекторов, шествуют по шерстяному лоскутному ковру… Дорис Копуша из Проказников в комбинезоне Людей-Флагов и Терри Бродяга из Ангелов Ада в озаркском островерхом цилиндре, темных очках, ангельской бороде, толстом свитере в черно-коричневую, как шкура енота, полоску, ангельской куртке-безрукавке с эмблемой смерти, синих джинсах, мотоциклетных ботинках… Господи, да ведь для вас это первый бал, Дорис Копуша и Терри Бродяга… с обычными бешеными плясками, с притопами и прихлопами… однако по-чудному торжественный. С минуту они танцуют, а потом к ним ураганом бросаются все остальные, парочки в изысканных кислотно-торчковых одеяниях пускаются в пляс под рок-н-ролл, только танцуют они, наглухо вылетев из собственных тыкв, они скачут, размахивают поднятыми руками, запрокидывают головы, они вращаются по кругу и воспаряют… они возбуждены… они впали в транс… Со стороны за ними наблюдает Гэри Голдхилл. На нем просторная ярко-красная китайская пижамная куртка, украшенная вышитым золотым драконом. От Склада его бросает в дрожь… Косность!.. Безумие!.. Друзья или призраки? Что ж… на Земле небеса могут смешаться с преисподней, он принимает смелое решение… достает из брючного кармана зелье и проглатывает его…
В толпе уже видны блуждающие улыбки экстаза… Влажные губы восторженного блаженства… Улыбки сияют, глаза широко открыты и напоминают пластмассовые наросты. Телепат так растащился, так сияет влажной ухмылкой, что становится похож на один большой духовный оргазм, готовый слой за слоем распуститься в… белую лилию… а блондин в белом балахоне под Неру с висящим на груди серебряным кулоном стоит перед рок-н-ролльным ансамблем на коленях, воздев руки, как во время молитвы, и на лице его улыбка такого чистого кислотного блаженства, что шипят зубы… сосуд с кипящим жемчугом… Эстраду занимают Проказники Бэббс, Гретхен, Пейдж и прочие, сплошь электрифицированные и наэлектризованные, они принимаются извлекать из инструментов оглушительные и донельзя причудливые китайские научно-фантастические звуки, до такой степени заведя электронную музыкальную машину «Бучла», что та загоняет сама себя в самый неожиданный акустический угол, последний поворот в замкнутом лабиринте электрической цепи, и издает прозрачный, топологически рассчитанный вопль. На пределе темпа, через сверхмощную звуковую систему. Кизи все еще стоит в стороне, в полумраке, возле Центрального Пульта, только он уже снял комбинезон Людей-Флагов и стоит голый до пояса, на нем лишь белое трико, белая, завязанная на шее атласная накидка и красно-бело-синяя лента через плечо. Да это же… Капитан Америка! Вспышка! Капитан Чудо! одним словом, Супергерой…
Вдруг, в самый разгар неистовства, гаснет свет, умолкает музыка, все вытесняет единственный луч прожектора, направленный в центр площадки. Светом заправляет сидящий на стропилах брат Кизи Чак. Во тьме слышны голоса Бэббса и Зануды, на прикольный манер переговаривающихся в микрофоны:
– Как ты думаешь, Зануда, они освободят центр, если мы их хорошенько попросим?
– Конечно! Они освободят центр раньше, чем ты успеешь произнести: «Освободите центр»…
Но все лишь толкутся на месте, ослепшие от неожиданного затемнения. Бэббс говорит:
– Если они не освободят центр, значит, это просто стадо баранов…
Ладно, поверим на слово! Народ освобождает образованный лучом прожектора эллипс, и из темноты в нем появляется Кизи. Правда, уже без накидки и ленты. Помоему, это уже чересчур прикольно. На нем только и одежды, что белое балетное трико да борцовское телосложение. Под трико угадываются спортивные трусы характерный штрих… для этой Крысиной Лачуги… Он подносит к губам ручной микрофон… Кизи в трико, с лужей света под ногами, окруженный столпившимися в темноте вокруг световой петли торчками… Театрально донельзя… и весьма, весьма таинственно… Некоторые торчки схватывают суть дела мгновенно. Ни слова не говоря, они принимаются забрасывать лужу света всевозможными вещами: туда летят кусочки сахара, капсулы, обрывки папиросной бумаги, парочка косяков, бусы, амулеты, головные повязки – все талисманы и тотемы психоделии в луче прожектора. Это же… алтарь… Кизи начинает говорить в микрофон, растягивая слова на провинциальный манер…
– Когда мы были в Мексике, мы многое узнали про волны. Мы изучали волны шесть месяцев. Волны можно почувствовать даже в темноте…
В его голосе щемящая тоска, что же это?… до сей поры – вечеринка, неистовство. И вдруг все переходит на совсем другой уровень… абсолютно новый… мы не в силах его постичь. Телевизионщики пытаются подобраться поближе и занять выгодную позицию. Неужели именно сейчас он велит ребятам отказаться от ЛСД?… Ведь ради этого мы и пришли… Волны?
– Я верю в то, что человек меняется… существенным, радикальным образом… Непрерывно образуются волны, и с каждым разом они становятся все мощнее. Меняется наше представление о действительности. Это происходит и здесь, в Сан-Франциско… Я уверен, что возникло новое поколение молодых людей. У них особая походка… Я слышу ее в музыке… Раньше она звучала так… жизнь смерть, жизнь – смерть… но теперь по-другому… смерть – жизнь, смерть – жизнь…
Телевизионщики пытаются всучить микрофоны обступившим Кизи торчкам, чтобы те держали их поближе к нему. Они умоляют торчков, они едва ли не приказывают им театральным шепотом. Торчки лишь с отвращением смотрят на них. Кизи бросает на них уничтожающие взгляды… Эти ублюдки с их… выбором позиции… им лишь бы попользоваться вами какое-то время… настоящие проколы в дирижабле, пустопорожние шумы в сердце, они же… телевизионщики тоже мотают себе нервы. Сопливые торчки от информации!.. От информации в этом Городе-Пороге всех с души воротит. Она всем осточертела, но и без нее никуда не денешься – назревает грандиозная катастрофа…