Элис. Навсегда
Шрифт:
Я ухожу в кухню и наполняю чайник водой. Вскоре я приношу ромашковый чай и вижу, что Полли сняла босоножки и ровненько поставила их вдоль плинтуса, как послушная школьница. Сама она слоняется по комнате, рассматривая мелочи на каминной полке. Берет с нее сначала раковину, которую я нашла на Золотом мысе, ставит на место и проявляет рассеянный интерес к ароматизированной свече. Когда же Полли начинает проводить пальцем по корешкам книг, я догадываюсь, что она ищет среди них романы ее отца.
– Это старые книги, – замечает она, глядя на «Ребекку». –
– Немного и в основном по работе.
– Ясно. – Полли задвигает книгу и подходит ко мне, чтобы взять кружку с чаем. – Спасибо. Извини, что свалилась как снег на голову. Надеюсь, твои планы я не нарушила?
– Все в порядке, – говорю я, усаживаясь в кресло.
Она начинает рыться в своей сумочке.
– Ничего, если я закурю?
– Валяй, – киваю я, стараясь вспомнить, закрыта ли дверь моей спальни наверху. – А потом расскажи, что происходило, когда ты мне позвонила.
Полли прикуривает, гасит спичку и кладет ее на блюдце.
– А! Так, небольшое недоразумение. Даже говорить не о чем. Просто попался один недоумок.
Голубоватый табачный дым зависает в теплом воздухе, слегка клубясь.
– Ладно, – киваю я. Время слишком позднее, чтобы дожидаться от Полли подробностей. – Я принесу несколько одеял, и мы соорудим тебе постель на диване.
– О, конечно! – соглашается она, но мои слова ее немного обидели. – Я вовсе не хочу помешать тебе вовремя лечь спать.
– Я много думала о тебе, – говорю я. – Волновалась, как у тебя дела. Что случилось в колледже?
– Ничего особенного, – усмехается Полли. – Я там все еще числюсь, но и только. Я ведь рассказывала тебе о «Людях лорда Стрэнга»? О странствующих комедиантах. Это название решил дать нам Сэм. Нарыл его где-то в истории театра. Мне оно не понравилось. Но мы все равно готовимся отправиться в турне. Мы бы давно начали репетиции, но тут жестко вмешался мой папочка. Он созвонился с отцом Сэма, и они отлично поняли друг друга. Приняли решение лишить нас карманных денег, если мы бросим колледж. Сэм просто вне себя от злости. Он почему-то все валит на моего отца. Говорит, если бы Лоренс не влез, его папаша не решился бы на такое.
– Звучит как явная несправедливость, – замечаю я, подавляя зевок.
– Но папа действительно повел себя по-свински. И я никого не могу убедить взглянуть на ситуацию с моей точки зрения: ни его самого, ни Тедди, ни даже Шарлотту.
Я понимаю, что в этот момент она вспоминает о матери, уверенная, что Элис сумела бы найти способ уладить дело к всеобщему удовольствию. Догадывалась, насколько друзья и подружки Полли успели устать от ее нытья. Вот почему она в итоге оказалась в гостях у меня. Но во мне снова ожило прежнее любопытство. Я потягиваю свой чай и жду.
Полли опять осматривает мою гостиную.
– Ты живешь здесь одна? – спрашивает она.
– Да.
– У тебя мило.
Услышав ее слова, я словно сама начинаю видеть комнату по-новому, глазами моей гостьи: софа с темно-зеленой обивкой (отданная мне за ненадобностью родственниками из Майда-Вейл), пятна на которой кое-как прикрыты пледом; лампы, подушечки, коврики; унылый вид на невысокий особняк из красного кирпича с решетками на окнах и пульсирующими в них синими огоньками охранной сигнализации. Снизу доносится громкий взрыв смеха подростков, потом слышно, как открывается окно и кто-то кричит:
– Эй, вы там! Уже полночь. Не пора ли разойтись по домам?
И тут же хамский ответ:
– Ничего, потерпишь, старый козел!
Полли гасит сигарету в блюдце, смотрит на меня и сочувственно замечает:
– Вот она, реальная жизнь.
– Да, здесь не Фулем, – холодно отзываюсь я.
– У тебя есть парень? – спрашивает она словно в отместку за мою холодность.
– Сейчас у меня никого нет. Полли, пора ложиться.
– Я должна тебе кое-что рассказать. Мне просто необходимо с кем-то поделиться. А Тедди ничего не хочет слушать. С отцом такое не обсудишь. Можно только все испортить.
– О чем?
– О том, что происходило. В тот день, когда случилась авария. Я все думаю об этом и никак не могу выкинуть из головы. Что она чувствовала, когда уезжала. Вот почему я так загорелась желанием встретиться с тобой, когда Кейт Уиггинс впервые упомянула о свидетельнице. Мне хотелось узнать, говорила ли мама с тобой об этом, остался ли конфликт неразрешенным. А потом я услышала твой рассказ… «Передайте им, что я их очень люблю»… Тогда я подумала, что мама умерла с миром в душе. Вот только я сама никак не могу с этим смириться.
Мне становится неуютно, будто у меня смещается центр тяжести и земля начинает уходить из-под ног.
– Подожди, – говорю я. – Я кое о чем забыла.
Я возвращаюсь в кухню, роюсь по полкам и нахожу далеко в глубине одной из них запылившуюся бутылку, оставшуюся у меня с прошлого Рождества, когда Эстер попросила испечь пропитанный бренди бисквит. Как его пьют? Со льдом или без? Я не знаю, но у меня в морозильнике есть кубики льда. Насыпаю в два стакана и наливаю в каждый немного напитка.
– Здорово! – радуется Полли, забираясь на софу с ногами.
– Почему бы тебе не рассказать все с самого начала? – предлагаю я.
И она рассказывает.
Погода в те январские выходные дни была отвратительная: дождь со снегом, хмурое небо – все это не развевало хандры, которая нередко овладевает людьми после рождественского веселья. Полли и не собиралась приезжать тогда в Бидденбрук, но поссорилась с Сириной, соседкой по квартире («Из-за какой-то ерунды. Я то ли выпила ее молоко, то ли мусор забыла вынести»), а на вечеринке, куда ее пригласили, мог появиться ее бывший – Сандеев, – к новой встрече с которым она пока не была готова. В субботу утром Полли позвонила родителям. К городскому телефону в Хайгейте никто не подходил, и она попробовала набрать номер мобильника Элис.