Элис. Навсегда
Шрифт:
Когда мы на следующей неделе встречаемся на работе, то держимся по-дружески, но с прохладцей, и на этом, собственно, все заканчивается.
Через месяц до меня доходит слух, что Том встречается с девицей-практиканткой. За чаем сотрудники хихикают над этим. Ну и проныра, говорят они. Ни одной юбки не пропустит.
Жаркая погода устанавливается надолго. Зной держится уже несколько недель, и я сплю, накрываясь одной простынкой. Обычно я просыпаюсь утром до звонка будильника и сбрасываю ее с себя, позволяя соскользнуть на доски пола, а потом какое-то время лежу, вытянув руки по сторонам и наблюдая за игрой бликов
С приближением августа Мэри делается все более раздражительной. Не успевает она появиться на работе, как начинают названивать дети: один не может найти велосипедный насос, другой сообщает, что от него сбежала в парке их собака и в доме не осталось туалетной бумаги.
К тому же на четырнадцать дней уходит в отпуск Оливер (он проводит его на Сардинии, выклянчив бесплатную путевку в отделе путешествий и туризма), а вскоре на такой же срок должна отправиться отдыхать я. Между тем полосы нашего раздела кто-то должен готовить и выпускать, а в довершении всех бед пропал без вести Амброз Притчет, так и не написав обещанную рецензию на новую скандальную биографию Стерджеса Хардкасла.
Сидя за своим столом, я, как всегда, наблюдаю за мелкими фигурками в кабинах башенных кранов, которые занимаются, как кажется, какой-то таинственной работой высоко над Лондоном. Сам же город выглядит раскаленным добела, даже смотреть больно. Бледно-синее пыльное небо протянулось далеко за горизонт.
Когда Мэри спрашивает, не могла бы я срочно написать рецензию на биографию Хардкасла, я киваю. Она смотрит на меня с таким выражением, которое можно по ошибке принять за теплоту.
– И что бы я без тебя делала! – восклицает Мэри.
Оливер молча и низко склоняется к своему компьютеру, изображая активную работу. Он резко сократил количество пустых светских телефонных звонков, а покурить с Сашей из отдела мод выходит только дважды в день. Я часто замечаю его среди наших сотрудников. Те постоянно собираются, чтобы обсудить очередную докладную из отдела кадров. Ныне подобные документы поступают в виде длинных и занудных электронных писем, в них бесконечно повторяются такие словеса, как «синергизм» [9] , «единство мнений», «правильная постановка производственных задач», «четкое распределение обязанностей». Но, как кажется, никто из тех, кто собирается у тележки с чайными приборами, не в состоянии постичь смысла всего этого вербального мусора. На самом деле никто ничего не знает. Вообще. Известно лишь, что главы отделов «находятся в процессе консультаций с руководством», целью которых является «определение сильных и слабых звеньев в работе каждой из групп».
9
Совместные усилия.
Крошечный Робин Маколлфри вышагивает внутри своего стеклянного кабинета подобно заключенному в камере, размахивая руками и вроде бы устраивая истерики гориллам-кадровикам, сидящим за его огромным столом для конференций. Но мы знаем, что он собрал их у себя для того, чтобы все могли видеть неестественное представление из серии «За стеклом» в его постановке.
– И все это ради эффекта? – бормочет один из наших комментаторов по пути к принтеру. – Просто смехотворно.
Мы все, разумеется, говорим нечто подобное вполголоса и по углам, а потом отправляемся домой, ужинаем, спим, завтракаем и снова приезжаем на работу.
Неожиданно Мэри кидает мне на стол карточку. Это приглашение на прием по поводу выхода в свет нового поэтического журнала. Сама она пойти не сможет – обещала сводить Лео на премьеру продолжения фильма «Люди Икс», однако там соберется много знаменитостей, кое-кто из них вошел в редколлегию издания, и нам просто необходимо опубликовать краткий отчет.
– Но только если у тебя нет никаких более важных дел, – спешно добавляет Мэри.
Время от времени мне подкидывают подобные «лакомые кусочки», как медведю в зоопарке швыряют кусок черствой булки. С этим приемом особых надежд я не связываю: поэзия – дело неприбыльное, а значит, угощать будут дешевым пивом и чипсами, а не шампанским и канапе с икрой, но мероприятие пройдет в Блумсбери, где расположен старинный Зал искусств и ремесел, на интерьер которого мне давно хотелось взглянуть.
Когда я приезжаю туда, в дверях даже нет охранника, хотя в помещении уже достаточно много народу, и я просто начинаю обходить зал по периметру, любуясь старинными деревянными балками потолка, витражами и игрой света в навощенных длинных досках пола. Незадолго до начала официальной церемонии с торжественными речами у входа возникает оживление и появляется Лоренс. Он беседует с Одри Кэллум – одним из наших авторов. Я отворачиваюсь и делаю вид, будто читаю список художников, павших на фронтах мировых войн. Мне не хочется, чтобы он понял, что я здесь одна и никого не знаю. Вдруг вижу молодую женщину в синем платье, ту самую, с полосой седины в темных волосах. Причем я замечаю ее лишь потому, что мне бросается в глаза необычная реакция на его появление.
Не моргнув глазом, ни на секунду, казалось бы, не отвлекаясь от разговора, который ведет с двумя пожилыми литераторами, женщина переносит всю свою энергию, все свое внимание на Лоренса, находящегося в другом конце зала. Похоже, только я улавливаю ее волнение, остроту охватившей ее надежды. А потом она снова кажется увлеченной разговором со своими собеседниками, смеется, кивает, жестикулирует, проводя порой пальцами по своей густой вьющейся шевелюре. И седые пряди сверкают, как огонь маяка в ночи.
Я помню, как она протиснулась мимо меня в доме Кайтов в день поминальной службы по Элис. Врезалось в память ее побледневшее и ошеломленное лицо.
Пока произносят речи, я продолжаю стоять у самой дальней стены. Вскоре присутствующие расслабляются, словно стряхивают с себя сон, и Лоренса затягивает внутрь группы, собравшейся у подиума. Я ищу женщину в синем, но не вижу ее. И уже собираюсь уходить, когда Одри Кэллум узнает меня и начинает расспрашивать об ужасной атмосфере в редакции «Обозревателя», который, как поговаривают, скоро окончательно пойдет ко дну.
– Но если они уволят тебя, значит, рехнулись окончательно, – заявляет Одри. – Ты самый ценный работник в отделе литературы. Я постоянно внушаю это Мэри.
Мне удается избавиться от ее общества, поставить пустой бокал на столик и выйти в вечернюю жару. На площади солнце уже скрылось за деревьями, но тротуар все еще кажется горячим. Припаркованные вдоль ограждения машины покрыты клейкой пыльцой лип.
Я иду по площади в сторону автобусной остановки. Неожиданно из сада доносится тихий голос, затем другой. Один из них принадлежит Лоренсу. Я вижу тени среди листвы, когда женщина поворачивается и выходит из сада. Ворота с лязгом закрываются ей вслед.