Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Вообще тема штрафников волновала Высоцкого постоянно.

Весной 1973 года, во время своей первой заграничной поездки, он давал концерт на квартире польского режиссера Ежи Гофмана. Присутствовавший там польский журналист и публицист Ежи Беккер рассказывал: «Я помню, что он пел песню о погибшем полку, в которой были слова “а всем нам было четыре тысячи лет”. Она произвела на меня очень сильное впечатление»6⁷⁰.

Имеется в виду песня «Эта рота» на стихи одесского поэта Юрия Михайлика (р. 1939): «.Лежат все двести / Глазницами в рассвет, / А им всем вместе / Четыре тыщи лет. / Эта рота наступала по болоту, / А потом ей приказали, и она пошла назад. / В сорок третьем эту роту / Расстрелял заградотряд. / И покуда эта рота умирала, / Землю грызла, лед глотала, кровью харкала в снегу, / Пожурили боевого генерала / И сказали, что теперь он перед Родиной в долгу…».

С этим же обстоятельством отчасти связан интерес Высоцкого к сталинским штрафным лагерям, о чем свидетельствует Вадим

Туманов: «Знаю, что у Володи была одна мечта: когда-нибудь, начиная с бухты Нагаева (это город Магадан), прокатиться с кинокамерами до самой Индигирки (это 1200 километров) и побывать на всех штрафных местах, где когда-то были страшные лагеря»⁶⁷! А цель этой поездки состояла в том, чтобы собрать материалы для фильма о Колыме. По словам Туманова: «Он отказался, по-моему, из-за этого от двух картин за границей, как он мне рассказывал. Его приглашали» [882] ^[883] . Леонид Мончинский уточняет, что Высоцкий «даже отказался от приглашения Израиля сниматься в фильме, объяснив отказ коротко: “Вдруг обратно не пустят…”» [884] . Да и сам Туманов говорил более конкретно: «Ему предлагали съемки фильма в Израиле, и Володя не согласился, боясь только того, что его могут не пустить опять в страну» [885] ; «В Израиле ему предложили миллион долларов за участие в одном фильме. Отказался, опасаясь, что не пустят назад» [886] .

882

д/ф «Владимир Высоцкий. Иркутские встречи» (1992).

883

Четыре вечера с Владимиром Высоцким: По мотивам телепередачи. М.: Искусство, 1989. С. 85.

884

Мончинский Л. Счастливый нищий // Старатель. Еще о Высоцком. М.: МГЦ АП, Аргус, 1994. С. 309.

885

Д/ф «Lieber Wolodja…» («Дорогой Володя…») (Германия, 1998). Режиссер — Гюнтер Котте.

886

Из воспоминаний Вадима Туманова, записанных Валерием Перевозчиковым в 1984 — 1991 гг. // Высоцкий: время, наследие, судьба. Киев, 1992. № 4. С. 8.

А о жизни другого зэка он хотел даже поставить спектакль! Случилась эта история во время гастролей в Харькове, проходивших с 27 по 30 мая 1978 года. Как сообщает коллекционер Сергей Сосненко: «Один из таксистов, возивших тогда Владимира Семеновича, оказался человеком с очень интересной, сложной судьбой. Он прошел советские лагеря, Высоцкий очень внимательно слушал тогда его рассказы и даже собирался поставить спектакль, в основу которого легли бы эти истории. Но, к сожалению, что-то, очевидно, не сложилось, а может, он не успел. Когда я нашел семью этого человека, таксиста, мне сказали, что его больше нет в живых. Так мы с ним и не познакомились..» [887] .

887

Гончарова Н. О визите Высоцкого в Харьков ходили легенды // MediaPost. Харьков. 2006. 27 июля. № 5.

Сказанное объясняет также особый интерес Высоцкого к положению людей, приговоренных к расстрелу. Об этом подробно рассказал один из создателей фильма «Пророков нет в отечестве своем» (1981) Павел Палей, живущий в Нью-Йорке, а до эмиграции проведший 15 лет в советских лагерях: «Если разрешите, я в нескольких словах расскажу эпизод из жизни моего друга, который рассказывал Володе и который он записал на магнитофон. Моего друга арестовали 19-летним мальчишкой в 39 м году в Ленинграде и долго держали в ленинградской тюрьме без суда, а потом повезли на Колыму. И там его и других — таких, как он, — летом 42-го года пачками судил трибунал за контрреволюцию и давал разные сроки. Его приговорили к расстрелу и отправили в камеру для приговоренных к расстрелу. Там всегда было человек 80 с лишним. Он провел в ней 136 дней. И вот, услыхав как-то об этом, Высоцкий попросил его: “Расскажи подробно!”. А память у него, надо сказать, хорошая. Да и как он мог забыть такие дни?

В камере знали, сколько обычно сидит человек, пока не придут за кем-нибудь, не уведут на расстрел. И все ее бревенчатые стены были испещрены такими сведениями: поступил такого-то числа, вызвали такого-то. Выходило примерно дней 50. Когда попадались праздники, время удлинялось. И Володя требовал: “Рассказывай по дням и про всех: как себя чувствует человек, приговоренный к расстрелу? Как ждет прихода охраны? Как сам себя готовит? Как ведет себя, когда знает, что

должны его вызвать, а не вызывают? Кто как реагирует? И давай всех по именам”. И он давал, а Володя был, как охотник, напавший на след дичи. Так он — друг мой — и правда был находкой. Он оказался одним из тех немногих, кто все эти круги ада прошел, но остался жив. А на 136-й день пришли и сказали, что заменен ему расстрел десятью годами лагерей. И всё это он подробнейшим образом рассказывал Высоцкому, а тот не давал пропустить ни одной мелочи, но особенно почему-то подробно он расспрашивал о стукачах: они даже в камерах смертников были. Володю мучило: зачем же они в такой камере и что за психология у этих людей? И он старался, как сам понимал, объяснить. Но это уже другая тема»⁶⁷⁷.

Теперь вернемся к шахматной дилогии и соспоставим ее с «Погоней» (1974).

В первой песне герой мечтает выпить: «Эх, под такой бы закусь — да бутылку!», — а во второй он уже выпивает штоф: «Во хмелю слегка лесом правил я».

Во время матча он действует наобум — как будто в темноте, а после нападения волков и в самом деле оказывается в кромешной тьме: «Наугад, как ночью по тайге» = «.. не видать ни рожна!».

Его атакует противник: «Он мне фланги вытоптал слонами / И бросает в бреши двух коней» (АР-13-75) = «Пристяжной моей волк нырнул под пах», — и герой проклинает себя: «Да и сам дурак я дураком» /3; 383/ = «Вот же пьяный дурак», — поскольку предчувствует свою смерть: «Чует мое сердце — пропадаю» /3; 391/ = «Ведь погибель пришла, а бежать — не суметь!», — и даже использует карточную терминологию: «Королей я путаю с тузами» = «Из колоды моей утащили туза» (а в первом случае он тоже терпит потерю: «Вилка конем, я теряю ладью»; АР-13-75).

Во время матча у героя — «клетки, как круги перед глазами», и он мечтает: «Эх, сменить бы пешки на рюмашки! / Живо б прояснилось на доске», — но в «Погоне» алкоголь ему, напротив, затуманил глаза, поскольку он не заметил нападения волков и оказался в опасной ситуации, за что и ругает себя: «.. вот же налил глаза!».

Однако в обеих песнях герой прибавляет обороты: «Я еще чуток добавил прыти» = «Шевелю кнутом, бью крученые», — и в итоге добивается ничьей (в первой песне) и спасается от погони (во второй). При этом совпадают даже восклицания: «Ах, вы, кони мои, кони! / Эх, вы, милые слоны!» б78 = «Ах, люблю я вас, кони милые!» /4; 435/, «Ах, вы, кони мои, погублю же я вас!» /4; 227/ (сравним еще в «Конях привередливых», 1972: «Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони\»).

В первом случае герой просит пешку спасти его, а во втором с такой же просьбой обращается к лошадям: «Но зато она не изменяет — / Я кричу: “Родная, вывози!”» (АР-13-75) = «Коренной ты мой, выручай же, брат! / Ты куда, родной! Почему назад? <…> Выносите, друзья, выносите, враги!»; «А когда никто не догоняет, / Пешка может выйти и в ферзи» (АР-13-75) = «От погони той / Даже хмель иссяк».

Конструкция «никто не догоняет» вызывает также в памяти песню «То ли — в избу и запеть…»: «Не догнал бы кто-нибудь, / Не почуял запах…». А другой черновой вариант шахматной дилогии: «И король не догоняет пешку» (АР-13-75), — из которого следует, что лирический герой идентифицирует себя с этой пешкой («Спать ложусь я вроде пешки…»), напоминает песню «Про любовь в Средние века»: «Ведь он — король, а я — вассал». В последнем случае представлена оппозиция «король — вассал», а в предыдущем: «король — пешка», что одно и то же. Поэтому лирический герой, говоря о пешке, имеет в виду себя: «А когда ее обороняют, / Пешка может выйти и в ферзи» (А.Р-13-75) (вспомним «Песню летчика-истребителя»: «Пусть вечно мой друг защищает мне спину, / Как в этом последнем бою»). [888] ^[889]

888

Цит. по фонограмме передачи Юлиана Панина из цикла «Памяти Владимира Высоцкого» (радио «Свобода», 31.07.1982). С Павлом Палеем беседует корреспондент «Свободы» в Нью-Йорке Наталья Дубравина.

889

Москва, ДК им. Луначарского, 14.12.1972.

Между тем обращение к пешке является обращением не только к самому себе, но и к своей судьбе, поскольку в одном из вариантов пешка отождествляется с фольклорной Кривой: «Но когда противник наседает, / Ей кричат: “Кривая, вывози!”» (АР-13-75). Кривая же — это судьба, а кони в «Погоне» тоже являются олицетворением судьбы лирического героя, который вновь оказывается в ситуации, «когда противник наседает»: «Пристяжной моей волк нырнул под пах». Позднее, в «Двух судьбах», лирический герой уже сам назовет Кривую своей судьбой: «Вывози меня, Кривая!».