Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Итак, лирический герой, как правило, выступает в маске солдата, рядового (в том числе рядового зэка — как в «Побеге на рывок»): «Меня гоняют до седьмого пота — / Всяк может младшим чином помыкать, / Но все-таки центральные ворота / Солдату поручают охранять» («Песня солдата на часах», 1974). Поэтому и «рядовой Борисов» стоит на посту, «охраняя» его от врагов в песне 1969 года. Да и в «Натянутом канате» поэт откровенно говорил о себе, что «не вышел ни званьем, ни ростом», а ростом он не вышел и в черновиках «Мореплавателя-одиночки»: «Роста среднего — хоть мал да удал», «Не амбал, но хоть и мал, да удал» (АР-10-128). Как известно, рост самого Высоцкого составлял метр семьдесят.
Кстати, у строк «Меня гоняют до седьмого пота — / Всяк может младшим чином помыкать» имеется более откровенный вариант: «Начальников над ним полно, / Все младшим чином помыкают» (АР-12-118). Вспомним «Частушки Марьи» (1974): «Царь солдата
Теперь проследим, привлекая черновики, как развивается ход шахматной партии. Сразу же бросается в глаза мотив массированного давления со стороны противника героя: «Вижу, он нацеливает вилку» /3; 176/, «Два коня на королевском фланге / Топчут слабый пешечный заслон» /3; 383/, «Он мою защиту разрушает, / Старую индийскую — в момент» /3; 176/, «Но в моей защите брешь пробита» /3; 383/, «Черный ферзь громит на белом поле / Все мои заслоны и щиты» [863] [864] /3; 384/, «Он пространство вытоптал слонами / И бросает в бреши двух коней» /3; 385/.
863
Кстати, почему у Фишера — черные фигуры, если он играет белыми? Вероятно, потому, что черный цвет ассоциируется с дьяволом, сатаной, и первые две строки того же абзаца, из которого приведена эта цитата, выглядят так: «Рокировка не играет роли: / Мой соперник с дьяволом на ты!». Сравним в черновике стихотворения «Вооружен и очень опасен»: «Он, видно, с дьяволом на ты» /5; 417/, «В аду с чертовкой обручась, / Он потешается сейчас» /5; 419/, а также — в черновиках «Приговоренных к жизни»: «Мы в дьявольской игре — тупые пешки» /4; 303/, и в «Веселой покойницкой»: «Черные силы всегда в тренаже» (АР-1-70). Причем мотив постоянного «тренажа» противника героя встречается и в шахматной дилогии: «У него ни дня без тренировок!» /3; 393/. Кроме того, черный цвет в понимании Высоцкого — это цвет врагов. Как сказано в черновиках «Баллады о времени»: «Враг — и в будущем враг, даже в мире другом, / Он во все времена черным крашен» (АР-2-171). Но не бывает правил исключений, поэтому герои «Черных бушлатов» (1972), приближающие восход Солнца, облачены в черное, так же как alter ego автора в «Жили-были на море…» (1974): «И другой — он в тропики плавал в черном смокинге / Лорд — трансатлантический лайнер. <.. > У черного красавца борт подгнил, / Забарахлили мощные машины». Сразу вспоминаются песня «Этот день будет первым всегда и везде…» (1976): «Черный бриг за пиратство в музее гниет» (АР-10-190), — и «Баллада о брошенном корабле» (1970), в которой у лирического героя тоже «борт подгнил»: «А бока мои грязны — таи, не таи <…> Задыхаюсь, гнию — так бывает…». Здесь корабль назван брошенным, и в таком же положении окажется лайнер: «Ржавый и взъерошенный / И командой брошенный, / В гордом одиночестве лайнер». Еще в двух произведениях 1972 года черный цвет является символом свободы и прозрения: «Мы черноты не видели ни разу — / Лишь серость пробивает атмосферу» («Представьте, черный цвет невидим глазу…»), «Мы ослепли, темно от такой белизны, / Но прозреем от черной полоски земли!» («Белое безмолвие»).
864
Райкина М. Высоцкий был тот еще кадр // Московский комсомолец. 2010. 21 июля.
Понятно, что сражаться с таким монстром бесполезно. Как сказано в «Песне автомобилиста» (1972): «Но понял я: не одолеть колосса! / Назад — пока машина на ходу!». Таким же «колоссом» представала штанга в «Штангисте» (1971): «Такую неподъемную громаду / Врагу не пожелаю своему» (сравним заодно с аналогичной лексикой в «Песенке про прыгуна в длину»: «Я такой напасти не желаю и врагу»; и в стилизации 1970 года: «Это было в отеле средь машинного гула, / Я такого желаю разве только врагу», — написанной по мотивам стихотворения И. Северянина «Это было у моря, где ажурная пена…», 1910).
И если в «Штангисте» герой еще решал: «Где стоять мне — в центре или с фланга?» /3; 335/, то в шахматной дилогии он видит, что раз его противник давит центром, у него нет другого пути, кроме как «налечь на фланги» (именно этому его учил перед матчем футболист: «За тылы и центр не беспокойся, / А играй по краю напрямик!»). Еще одно сходство между этими песнями состоит в том, что про штангу герой говорит: «Двухсоткилограммовую громаду / Над головою с воем подниму!» /3; 335/, а в шахматной дилогии констатирует: «Я же лежа жму сто пятьдесят!».
Но как же герой защищается? «Прикрываю подступы к воротам, / Прикрываю пешки рукавом…» /3; 391/. Опять появляется футбольная терминология — «ворота». Становится понятно, почему в черновиках песни «После чемпионата мира по футболу — разговор с женой» герой так хотел «заминировать» свои ворота: «Надо б подступы к воротам заминировать», «Я вратарскую площадку заминирую» /2; 541/, и во «Вратаре» он действительно «заминировал» ворота, став голкипером, как и в «Песне солдата на часах»: «Но все-таки центральные ворота / Солдату поручают охранять». Вместе с тем во «Вратаре» герой поддался уговорам фоторепортера, хотя поначалу думал «попросить потихонечку партнеров, / Чтоб они ему разбили
Если продолжить сопоставление «Вратаря» с шахматной дилогией, то можно заметить еще некоторые сходства: «Репортеры тучею кишат у тех ворот» = «Фоторепортеры налетели».
В ранней песне герой испытывает давление со стороны репортера, который также является его врагом, поскольку уговаривает пропустить гол, а в поздней — со стороны «Фишера»: «Гнусь, как ветка, от напора репортера» /3; 63/ = «Черные наглеют, наседают» (АР-13-75).
В обеих песнях встречается образ борьбы: «Не заняться ль мне борьбой?» /3; 62/ = «Я его — через бедро с захватом» /3; 176/.
Лирический герой не любит «шуток»: «Не до шуток мне и не до разговоров» /3; 300/ = «Только зря он шутит с нашим братом» /3; 176/, - так как занят защитой своих ворот: «Я спокойно прерываю передачи / И вытаскиваю “мертвые” мячи» /3; 60/ = «Прикрываю подступы к воротам, / Прикрываю пешки рукавом…» /3; 391/.
Противник же его отличается ловкостью: «.. Хоть десятый его ловко завернул» /3; 60/ = «Ничего! Коль он и вправду ловок — / Применю секретный ход конем!» /3; 393/, - и вовсю бьет по воротам: «Вот летит девятый номер с пушечным ударом» /3; 63/ = «Он — через всё поле по воротам» (АР-9-171).
Но герой уверен в тщетности усилий своих врагов: «За моей спиной — ватага репортеров, / Только зря — им будет нечего снимать» (АР-17-68) = «Только зря он шутит с нашим братом», поскольку «пройдут его старанья прахом» (АР-13-72). Такую же уверенность демонстрируют лирическое мы в «У нас вчера с позавчера…»: «Только зря они шустры — не сейчас конец игры!», — и лирический герой в «Охоте с вертолетов»: «Только всё это зря, чудаки-егеря, и костры догорят, не пугая» (АР-3-24).
Во время матча герой говорит: «Он меня не испугает шахом, / Не собьет ни с цели, ни с пути» (АР-9-169), — хотя в написанном в том же году «Натянутом канате» «лучи его с шага сбивали». Но, несмотря на это, герой уверен: «И меня не спихнуть с высоты» («Прыгун в высоту»; кстати, в «Натянутом канате» он тоже находился «на высоте» — под куполом цирка). Да и в «Сказочной истории» (1973) герой будет стоять на своем: «Не толкайте, не подвинусь'. — I Думал он…» /4; 54/.
А его действия против «Фишера» напоминают также «Сказку о несчастных лесных жителях» (1967), где уже был представлен прообраз этой ситуации — в виде противостояния Ивана-дурака и Кащея бессмертного: «Мол, видали мы Кащеев, так-растак!» = «А что мне его легкие фигуры — / Эти кони да слоны!» (причем на одной из фонограмм встретился даже такой вариант: «А что мне его легкие фигуры, тьфу'» [865] , - также находящий аналогию в первой песне: «Пнул Кащея, плюнул в пол»); «Он по-своему несчастный был дурак» = «Да и сам дурак я дураком» /3; 383/; «Он все время, где чего — так сразу шасть туда!» = «Я недаром шастал по тайге» /3; 387/ [866] [867] ; «И к Кащею подступает, / Кладенцом своим маша» = «Обнажил я бицепс ненароком <…> Он заметил, что я привстаю…»; «Стал по-своему насчастным старикашкою» = «Я его фигурку смерил оком». Кроме того, и Иван-дурак, и лирический герой выступают в маске пролетария: «Я докончу дело, взяв соцобязательства!»656 ~ «Пешки могут лишь в социализме / Выйти при желании в ферзи» (АР-13-91) (в последней цитате содержится еще и отсылка к поэме Маяковского «Владимир Ильич Ленин», 1924: «…в люди выведя вчерашних пешек строй <.. > социализм бесхитростен и прост»).
865
Киев, Институт электросварки им. Е.О. Патона, ноябрь 1972.
866
Сравним с действиями alter ego автора в «Сказочной истории»: «И Иван-дурак сначала / Чуть пошастал у вокзала» (АР-14-152); а также в одном из поздних стихотворений, где перед нами предстанет уже «чистый» лирический герой: «Я — шасть\ — и там, но вмиг хотелось / Назад, откуда прибыл я» («Мне скулы от досады сводит…», 1979). Сам же Высоцкий написал Ивану Бортнику (Париж — Москва, 17.07.1978): «Завтра — понедельник, начнем шастать, а вскоре и уедем» .
867
Темные фонограммы — т. н. «Соцобязательства», сентябрь 1967; т. н. «Псевдо-Киев», декабрь 1967.