Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Песня «Чужой дом» является второй серией песенной дилогии «Очи черные». Но и первая ее часть — «Погоня» — содержит ряд общих мотивов со стихотворением «В лабиринте»: «Видно, подолгу / Ищут без толку / Слабый просвет» = «Где просвет, где прогал?»; «И слепоту, и немоту — / Всё испытал» = «Не видать ни рожна!»; «Хаос, возня… / И у меня — / Выхода нет!» = «Ведь погибель пришла, а бежать — не суметь!».
Если в песне перед лирическим героем «лес стеной впереди — не пускает стена», то в стихотворении его не пускают сплошь лабиринты, в которые он попал. И тот, и другой образ означает несвободу. Поэтому и атмосфера в обоих произведениях
— соответствующая: «Злобный король в этой стране / Повелевал» = «Дождь, как яд с ветвей, недобром пропах».
Стихотворение
В «Белом безмолвии» говорится, что «наградой за ночи отчаянья / Будет вечный полярный день». А в стихотворении «В лабиринте» фактически царит полярная ночь, которая также вызывает отчаянье: «Здесь, в темноте, / Эти и те / Чувствуют ночь». Через год данный мотив встретится в одном из набросков, который впоследствии будет использован при работе над «Пожарами»: «Царила ночь без дней — чтобы темней» /5; 518/. Впервые же «ночи отчаянья» были упомянуты в «Песне про стукача» (1964): «Казалось мне — кругом сплошная ночь, / Тем более что так оно и было».
Неудивительно, что об этом отчаянье поэт говорит постоянно: «И меня, патентованного, / Ко всему подготовленного, / Эти прутья печальные / Ввергли в бездну отчаянья» («Вот главный вход…», 1966), «Столько было в тот миг в моем взгляде на мир / Безотчетной, отчаянной прыти…» («В голове моей тучи безумных идей…», 1970), «Мой отчаяньем сорванный голос…» («Памятник», 1973), «И отчаянье бьется, как птица в виске» («Баллада о ненависти», 1975), «Я в отчаянье выл, грыз запястья в тщете / И рычал, что есть сил, — только зубы не те» («Палач», набросок 1975 года /5; 474/), «Когда уже отчаялся, продрать себе борта» («Гимн морю и горам», 1976; АР-10-157). А перед исполнением «Конца охоты на волков» во время съемок итальянского телевидения в 1979 году он скажет: «…песня, в которой есть напор, надрыв, может быть, даже какой-то элемент отчаянья, досады, песня — как стон, как выплеск».
Помимо мотивов ночи, отчаянья и пустоты, стихотворение «В лабиринте» и «Белое безмолвие» объединяют мотивы немоты и слепоты: «Но наградою нам за безмолвие / Обязательно будет звук. <.. > Мы ослепли — темно от такой белизны» = «И слепоту, и немоту — / Всё испытал».
Помимо того, в них разрабатывается сопутствующая тема одиночества: «Тем наградою за одиночество / Должен встретиться кто-нибудь» = «Сколько их бьется, / Людей одиноких <…> Кто меня ждет — / Знаю, придет, / Выведет прочь!» («одиночество» = «одиноких»; «должен встретиться» = «придет»; «кто-нибудь» = «кто меня ждет»); и даже упоминается одинаковое слово холодок': «Пот бежит по лицу, холодок по спине» (АР-11-19) = «Свет впереди! Именно там / На холодок / Вышел герой..»/3; 156/. А злые силы не выдерживают и погибают: «Нам не выклюют глаз из глазниц / Вороны. От стужи мрут!» /3; 378/ = «.. а Минотавр / С голода сдох!» /3; 156/.
В черновиках «Белого безмолвия» герои говорят: «И не свет спасения нам видится вдали» /3; 377/, - а в «Чужой колее» (также — 1972) сказано: «Там выезд есть из колеи — / Спасение!». В этой песне лирический герой мечтает: «Авось подъедет кто-нибудь / И вытянет!». Такая же надежда на встречу присутствует в «Белом безмолвии»: «Тем наградою за одиночество / Должен встретиться кто-нибудь». Здесь же герои предвидят физическую усталость: «Силы нас предадут и захочется / Не в перины, а в снег» /3; 379/. А год спустя то же самое скажет о себе лирический герой в «Романсе миссис Ребус», где будет выступать в женском образе: «Силы оставят тело мое — и в соленую пыль я / Брошу свой обессиленный и исстрадавшийся труп».
Тема стихотворения «В лабиринте» будет продолжена в «Набате» (1972). В нем также говорится о катастрофических последствиях правления тоталитарной власти, представленной на этот раз в виде чумы (в 1973 году Высоцкий напишет песню «Случаи»,
В обоих случаях приближающаяся беда представлена в виде старинного бедствия: «Надвигается, как встарь, чума» [1003] = «Вспомните миф — старый, как мир» (АР-2-30) (похожий прием использовал Александр Галич в «Моем приветствии съезду историков», которое также датируется 1972 годом: «Сменяются правды, как в оттепель снег, / И скажем, чтоб кончилась смута: / “Каким-то хазарам какой-то Олег / За что-то отмстил почему-то!” / И это преданье седой старины — / Пример для историков нашей страны!»), — и предсказывается неизбежная смерть «под ногами чумы» и в лабиринте: «Ни одному не вернуться из пекла» (АР-4-73) = «Ни у кого / Выхода нет» (АР-2-32); «Выход один беднякам и богатым — / Смерть — это самый бесстрастный анатом» = «Бык Минотавр ждал в тишине / И убивал. <.. > Наверняка / Из тупика / Выхода нет! <…> Рядом — смотрите! — / Жертвы и судьи» («выход один» = «выхода нет»; «беднякам и богатым» = «жертвы и судьи»; «смерть» = «убивал»).
1003
Зздсс — надвигается чуу^а, а в черновиккхппенн «Даано смоллкл заллы оррудй…» (1968) находдм такой вариант: «Неужто сейчас, в наше время, / Наступит беда!» (АР-4-96).
Люди же зовут на помощь: «Ваши крики робки» (АР-4-73) = «Крики и вопли — всё без вниманья», — и в панике ищут выход: «Мечемся мы под ногами чумы» (АР-469) = «Здесь, в лабиринте, / Мечутся люди». Процитируем также «Балладу о ненависти» (1975): «Мы в плену у бессилия бьемся сейчас» (АР-2-203). Тут же вспоминается песня А. Галича «Сбегают вниз…»: «Мы бьемся в своей мышеловке / И верим, что выхода нет» [1004] (а о пленниках лабиринта сказано: «Сколько их бьется, / Людей одиноких, / Словно в колодцах / Улиц глубоких!»; и у них тоже «выхода нет»: «Прямо сквозь тьму, где никому / выхода нет»; АР-2-32).
1004
Алма-Ата, домашняя запись у актрисы Софьи Курбатовой, апрель 1967.
А с «Балладой о ненависти» у «Набата» имеется еще одно сходство: «И чернеют угли / Там, где были джунгли, / Там, где топчут сапоги хлеба» = «Зло решило порядок в стране навести. / Воздух глубже втяни — хлеб горит вдалеке» (АР-2-203).
Еще раньше эта тема разрабатывалась в «Аистах» (1967), которые содержат целый ряд перекличек с «Балладой о ненависти»: «Это в поле пожар / мечется» = «Видишь — плотный туман над полями лежит. <.. > Воздух глубже втяни — хлеб горит вдалеке»; «А по нашей земле / гул стоит» = «Слышишь — гулко земля под ногами дрожит»; «Только лес наш шумит весело» (АР-6-64) = «Лес, обитель твою, по весне навести!»; «И любовь не для нас, / Верно ведь?! / Что нужнее сейчас? / Ненависть!» = «Ненависть потом сквозь кожу сочится, / Головы наши палит. <.. > Но благородная ненависть наша / Рядом с любовью живет!».
Позднее данная тема будет развита в «Пожарах» (1977): «Пожары над страной — всё выше, жарче, веселей», — и в похожем ключе она разрабатывалась Александром Галичем в песне «Занялись пожары» (1972): «Уж если пошло полыхать на Руси, / То даром не кончится это!». Тем же 1972 годом, как мы помним, датируется и «Набат» Высоцкого, поэтому между данным стихотворением и песней «Занялись пожары» также прослеживаются сходства: «Горят и дымятся болота <…> Вот так же дымилась и тлела земля» (Галич) = «Запах тленья, черный дым и гарь» (Высоцкий). Впрочем эта же тема — в аллегорической форме — разрабатывалась Высоцким еще в «Аистах» и в «Лукоморья больше нет» (обе песни — 1967): «Дым и пепел встают, / как кресты», «В Лукоморье перегар — на гектар». Сравним также в песне Окуджавы «В день рождения подарок…» (1985): «Кто-то балуется рядом черным пеплом и золой» (а у Высоцкого: «Кто-то злой и умелый, / Веселясь, наугад…» /3; 207/).