Эпидерсия
Шрифт:
Он подумал, что было бы неплохо продолжить переписку с «прекрасной незнакомкой» прямо сейчас. Но голова наутро после похода в ресторан раскалывалась. На задании пришлось немного выпить, а после контузии даже малое количество алкоголя вызывало спазмы в мозгу. Обезболивающего лекарства дома не обнаружилось. Глеб встал под душ, но почти не полегчало. Выход оставался один – собрать волю в кулак и выползти в аптеку. Кряхтя, он собрался, и терпеливо отстоял очередь. Даже не сорвавшись на неспешных старушек, которые долго выбирали перед ним «что-нибудь от давления».
По
– Что, хорошо вчера посидели? – окликнул его рэкетир Петька из своего «Феррари». – А вот я, пока ты дрых, кое-что выяснил по твоему делу.
– Быстро вы, – обрадовался юноша и подобрался поближе к открытому окну машины.
– Ну так мы же работаем, в отличие от некоторых, – рассмеялся Кучерявый. – Раскрыли уже менты убийство твоего комсорга, даже суд состоялся. Тебе в угрозыск надо бежать, а не к братве. Не по адресу обратился.
– Хорошо, я попробую, – погрустнел Глеб и потёр набухшие болью виски мокрыми руками. – Значит совсем никакой информации по твоей линии?
– Ну, говорят, убийство как-то связано с бандой домушников, – смилостивился Петька. – У них своя кодла, с нами не общаются. Зато очень любят время от времени убирать своих наводчиков. Ради чистки рядов, так сказать. Но я тебе этого не говорил. Домыслы никакого отношения к гибели Мишки они не имеют. Так что – не благодари, и – покедова.
С этим словами рэкетир мигнул фарами и умчался вдаль, оставив Глеба на обочине с путанным мыслями в тяжёлой похмельной голове.
* * *
Контузию, резко изменившую его жизнь, юноша заработал во время командировки в Арцах. Часть, в которой служил Глеб, внезапно включили в состав миротворческих сил. На месте никаких боев не обнаружилось. Но однажды произошла очень неприятная история. Они отправились на БТРе налаживать радиосвязь на военный объект – дорога петляла по горному серпантину. Стояло жаркое южное лето, асфальт плавился, и внутри машины было невыносимо. Поэтому всё отделение высыпало на броню – ловить малейшие дуновения ветра. В итоге словили автоматную очередь.
Стреляли из промчавшейся мимо легковушки. Обошлось без раненых, но напугались изрядно. И только Глеб сохранил хладнокровие. Он схватил ручной гранатомет, быстро привёл его в боевое состояние и дождался, когда машина с негодяями окажется в зоне поражения на новом витке серпантина ниже по склону… К обугленным останкам автомобиля они спускаться не стали. Просто забились в БТР, и молча продолжили свой путь. А через пару сотен метров под их колесами сработала мина.
Дальше он помнил только хирурга, который спросил:
– Ну что, парниша, хотел в детстве стать космонавтом? Тогда полетели, – и нацепил на лицо маску с эфирным наркозом.
Служить оставалось пару месяцев, но почему-то не комиссовали, а отправили на реабилитацию в госпиталь. В Сибирь. Там в принципе было хорошо и спокойно, но в сентябре пошёл снег, и ударили морозы. И пациентов, которые могли передвигать руками и ногами, принялись гонять на расчистку сугробов в медсанчасти и на подвоз угля на тачках в кочегарку, а также – в овощехранилище на переборку подгнившей картошки. В общем, долечиться нормально не получилось. Да ещё попутно получил от врачей категорический запрет на курение и пьянку.
– Мама, я демобилизовался, выезжаю, – кричал Глеб в трубку, не разбирая своего голоса, когда его отпустили на гражданку.
– Машка звонила из твоего класса, – орала в ответ мать. – У них завтра похороны. Спрашивала, можешь ли ты быть.
– Какие похороны? – не понял младший сержант и тряхнул головой, опасаясь, что ослышался или словил слуховую галлюцинацию.
– Мишку Тюнина убили. Вся школа на панихиду собирается. Но я им сказала, что ты никак не успеешь. Тебе же несколько суток дороги.
И Глеб действительно не успел, хотя очень старался. С Мишкой они просидели за одной партой семь лет. В выпускных классах Тюнин был комсоргом школы, а Князев – его замом. Правда, потом комсомол приказал долго жить, и их пути разошлись. Глеба призвали в армию. А Мишка почти сразу женился – самым первым из всех ровесников. Причём – на классной руководительнице. Сходили, называется, на выпускной. Через восемь месяцев у них родилась двойня, что гарантировало Тюнину бронь от призыва.
Мишку нашли около детского сада в ста метрах от его дома с двумя пулями в сердце. Говорят, Анастасия Викторовна – его жена и бывшая учительница – держалась на похоронах молодцом. Но сорвалась, когда Глеб, все-таки добрался до Залесска и прямо в военной форме явился к ней выражать сочувствие.
– Вы столько лет на нём ездили, – кричала женщина, пережившая неописуемое горе, и оставшаяся одна с двумя малыми детьми. – А потом бросили. Ему никто не помогал после школы – ни связями, ни советом. Он ни поступить никуда не мог, ни каким-то нормальным делом заняться. Сначала на заводе по две смены шарашил, чтобы нас прокормить. А потом в бизнес непонятный влез.
– Анастасия Викторовна, я понимаю ваше состояние, – пытался урезонить её Глеб, ощупывая шрам на своей голове. – Но я то, в чём виноват? Я последние два года провёл в кирзовых сапогах и чуть не погиб в Арцахе. Как и чем я мог выручить Мишку?
– А он необыкновенно к тебе относился… Только и слышала от него Глебка – то, Глебка – сё, – не унималась учительница. – А в итоге ты жив, а он – в сырой земле.
– Вы хотя бы знаете, какова причина убийства? Что у него был за бизнес? – юноше надоело взывать к разуму вдовы, и он попытался извлечь хоть какую пользу из разговора.
– Не знаю, он вообще очень изменился за последний год, – Анастасия Викторовна шмыгала покрасневшим носом и растирала слёзы. – Мы же были вместе только из-за детей. Я никогда не могла до него достучаться – приходил, уходил, и всё время молчал. Как с немым жила. Бизнес вроде сначала был связан с лекарствами, а потом – с лесом. Но только Миша знал подробности, а теперь его нет. И что прикажешь мне делать? Кончилась моя жизнь.