Эпитафия шпиону. Причина для тревоги

Амблер Эрик

— Когда вы сможете уйти с работы?

— Не раньше половины седьмого.

— Загляните ко мне, когда будете спускаться, и пойдем вместе. Хорошо?

— Договорились.

В половине седьмого я спустился на четвертый этаж. Залесхофф был в офисе один — яростно стучал по клавишам портативной пишущей машинки. В знак приветствия он помахал мне рукой.

— Заходите, садитесь. Если не возражаете, я закончу, и мы пойдем.

Я присел. Буквально через две минуты он выдернул лист из пишущей машинки, написал адрес на конверте, сунул внутрь письмо и заклеил клапан. Я молча наблюдал. На

носу у него была пара очков для чтения. Предположение, что Залесхофф — советский агент, вдруг показалось мне абсурдом. Советские агенты — бородатые злодеи, они изъясняются на ломаном английском и носят большие черные шляпы. А Залесхофф… Он поднял голову, и взгляд его ярких глаз встретился с моим взглядом.

— Вечерняя исходящая корреспонденция? — шутливо поинтересовался я.

— Нет. Мы отправляем ее утром.

— Понятно. — Мне в голову пришла любопытная мысль. — Вы когда-нибудь разглядывали клапаны конвертов приходящей к вам почты?

Американец улыбнулся:

— Чтобы проверить, не вскрывали ли их над паром? Вы это имеете в виду, Марлоу?

— Разумеется.

— А ваши вскрывали?

— Да.

— Как вы это обнаружили?

Я рассказал ему о письме Клэр.

— А теперь уже не вскрывают?

— После того письма не замечал.

Он усмехнулся:

— Должно быть, они разозлились.

— Кто «они»?

Залесхофф уже надевал пальто.

— Птички, которые вскрывают письма над паром… Идем?

— Хорошо. — У двери я остановился. — Вы ничего не забыли?

— Простите?

— Помнится, речь шла об одной карточке из вашего досье. Кажется, под номером В.18.

Американец похлопал себя по нагрудному карману:

— Она здесь, Марлоу, у самого сердца.

Квартира Залесхоффа располагалась над магазином на тихой улице в районе площади Сан-Стефано и состояла из двух комнат, кухни и ванной. Обе комнаты были большими, причем одна явно совмещала функции спальни и гостиной. Такое впечатление, что обставлялась квартира в большой спешке. Особенно странный вид был у гостиной: длинный стол, несколько ящиков для упаковки, прикрытые ситцевыми покрывалами синего цвета и служившие журнальными столиками, роскошный диван с этикеткой на одной из ножек и гигантский, явно дорогой инкрустированный книжный шкаф с бюро. Стены были довольно неаккуратно выкрашены в белый цвет.

— Не удивляйтесь, — объяснил Залесхофф. — Могло быть и хуже. Мы сократили список покупок наполовину и управились за пару часов. Бюро мне продал парень с заячьей губой. Превосходная вещь, но Тамара считает, что деньги выброшены на ветер. Она принесла сюда ящики. Лучше садитесь на диван. Его тоже купил я. — Залесхофф повысил голос: — Тамара!.. Раздевайтесь, Марлоу. И можете курить. Сигареты на книжной полке. Прошу прощения, если не возражаете, я проверю, как там на кухне.

— Уже поздно, — послышался женский голос.

Несколько смущенный происходящим, я повернулся. Девушка в дверях снимала фартук.

— И кроме того, — прибавила она, — на ящиках можно сидеть. Я сама вытащила все гвозди.

— А, вот и ты, — сказал Залесхофф. — Это Марлоу, а это моя сестра Тамара.

Она улыбнулась. Я обнаружил, что улыбаюсь ей в ответ.

— Хорошо,

что вы пришли, господин Марлоу, — сказала Тамара. — Я боялась, вы обидитесь, что мы не стали с вами разговаривать вчера вечером. Андреас, наверное, уже объяснил причину.

— Вообще-то нет. Впрочем, и не обязательно.

— Андреас, ты говорил…

Он взмахнул рукой.

— Обсудим все после еды. На кухню, Тамара!

Она покачала головой и исчезла за дверью.

Залесхофф усмехнулся.

— Хотите выпить, Марлоу?

— Да, спасибо.

— Виски? Я специально оставил бутылку.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны.

Он достал стаканы из книжного шкафа.

— Ничто не может удивить человека, способного целый вечер терпеть Вагаса.

— А, значит, вы его знаете!

Залесхофф погрозил мне пальцем.

— Я знаю о нем. Скажите, когда хватит.

— Хватит!

— Готов поспорить, он предостерегал вас, чтобы вы не общались со мной.

— Примерно так.

— Ну, ваше здоровье.

— Будьте здоровы.

В комнату вошла девушка с подносом, в центре которого помещалась большая медная кастрюля.

— Будете настоящий гуляш с паприкой, господин Марлоу?

— С удовольствием.

— Отлично, потому что я приготовила гуляш.

— Любопытно, — проворчал Залесхофф, — что бы ты делала, ответь он, что не переваривает гуляш. Наверное, открыла бы другую банку…

Трапеза продолжалась под перекрестным огнем шутливой перебранки. Совершенно очевидно, спектакль разыгрывался в мою честь, однако постепенно я начал получать от него удовольствие. Гуляш был вкусный. Общество Залесхоффа и его сестры приятно возбуждало. Впервые после отъезда из Англии окружающая обстановка не вызывала у меня раздражения. Согретый заполнившим желудок гуляшом, я вкратце рассказал о вечере, проведенном с генералом и мадам Вагас. Нас можно было принять за трех добрых знакомых, обсуждающих четвертого. Затем атмосфера внезапно изменилась. Причем в худшую сторону.

Я непринужденно подшучивал над Риккардо и ладаном. Хозяева смеялись. Потом небрежно упомянул о записке, вложенной мне в руку мадам Вагас, и поделился своими соображениями о психическом состоянии женщины.

Эффект от моих слов превзошел все ожидания. В комнате воцарилась тишина, словно кто-то выключил громко оравшее радио.

— Как вы сказали, что там было в записке? — Голос Залесхоффа звучал неестественно спокойно. Девушка не отрывала взгляда от тарелки.

— Она у меня в кармане, можете взглянуть, если хотите. Но зачем? Что случилось? Неужели вы воспринимаете ее всерьез?

Залесхофф молча прочел записку и, пожав плечами, вернул мне.

— Нет, я не воспринимаю ее всерьез. Выходка злобной женщины. Я вообще не обратил бы на нее внимания, если бы не одна деталь.

— Какая?

— Утверждение очень близко к истине.

Я смотрел на него во все глаза.

— Но Фернинг попал под машину!

— Фернинга, — твердо сказал Залесхофф, — убили.

— О чем вы, черт возьми?

— О Фернинге.

Я встал из-за стола.

— Послушайте, Залесхофф, вы угостили меня вкусным ужином, и до сих пор я получал удовольствие. Но должен вам честно признаться…