Эпоха героев и перегретого пара
Шрифт:
Через некоторое время и поостыв, Паскевич поинтересовался, откуда взялось столь необычное умение стрелять из пистолета — любому бретёру на зависть.
— Помните, про турецкого бея рассказывал и его сына, коему давал европейское воспитание? Вот с ним и стреляли каждый день. Навострился, никуда не денешься. А бить с двадцати шагов крестьян, у коих палки да лопаты — не велико искусство. Чести никакой, простая необходимость, — спустив курок двуствольного пистолета, Строганов вспомнил о вещах достаточно давних. — Похожий случай был, когда мы с Павлом Демидовым из Варшавы в Москву катили. Там лихие люди… да какие лихие — такие же крестьяне, как час назад, остановить нас пробовали. Я тоже пистолеты достал, но и Демидов не сплоховал, уложил негодяя с одного выстрела.
Граф примолк, и Паскевич понял невысказанный обидный намёк. Толстый купец, напоминающий окорок на ножках, проявил себя мужчиной и не дрогнул, потому стал Императором, а бравый фельдмаршал только стоял у локомотива и грозно шевелил усами. Горько сознавать, но в своей жестокой логике Строганов бывает прав. От этого неприязнь к земляку только увеличилась.
В Портсмуте они прождали дней десять. Парусные корабли слишком зависят от ветра, поэтому их прибытие из дальнего похода есть материя непредсказуемая. Князь опасался, что к ним в гостиницу нагрянут бобби, как принято здесь называть полицейских по имени сэра Роберта (Бобби) Пила, продвинувшего в Парламенте полицейскую конституцию — Metropolitan Police Act. Согласно тому Акту главной заботой бобиков считается охрана покоя королевы Виктории. Выходит, дорожный инцидент её не обеспокоил. Если верить газетам, все шишки от стрельбы достались компании «Паровые дилижансы Уолтера Хэнкока», вынужденной закрыть линию Питерсфилд-Портсмут и оставить её на откуп извозчикам на конных экипажах, кои, по мнению многих репортёров, и подзуживали селян взяться за булыжники.
С небольшим запозданием фрегат прибыл в Портсмут-Харбор, Фёдора Паскевича на его борту не оказалось. Русские пробились к капитану, который без особого желания сообщил о переданном перед отплытием конверте с приказом зайти на обратном пути в Плимут, где и вручил мидшипмена заботам ожидавшего там офицера Королевского флота. Разумеется, никаких его следов Строганов и Паскевич найти не смогли, хоть и выехали в тот порт, не теряя ни минуты.
— И так, Иван Фёдорович, есть две новости — хорошая и плохая, — заявил граф, передавая прислуге из местного трактира объёмистый кофр со своими вещами. Саквояжи с оружием и фоноскопическим аппаратом он не доверял никому. — Ваш сын вернулся из рейса живой и невредимый. А противник сделал следующий ход, о чём ему придётся пожалеть.
— Что вы собрались предпринять? — с тревогой и дрожью в голосе спросил князь.
— Успокойтесь. Вы замечательно командовали армиями и корпусами, не дрогнув посылали на верную смерть полки и обрекали на гибель тысячи врагов. Но за себя по-настоящему воевать не способны, как я убедился, не в состоянии принять взвешенное решение касательно спасения сына из беды. Чувства застят вам разум. Поэтому немедленно садитесь на ближайший каботажный пароход и отправляйтесь в Кале. Как только понадобится ваше присутствие, немедленно извещу. Там есть офис компании «Скоттиш стимшипс», на его адрес и отправлю.
— Не уговаривайте, граф! Вы натворите дел, я чувствую. Расплачиваться будет мой мальчик. Поэтому — остаюсь.
— Ни в коем случае, — единственный глаз Строганова сверкнул, лицо выразило непреклонную твёрдость. — Я не отступлю от намеченных планов. Они таковы, что вам непременно нужно твёрдое alibi.
Князь ухватил его за лацканы сюртука.
— Если с моим Федей… Если с моим мальчиком хоть что-то случится, вы не представляете, что я с вами…
— Оставьте гнев для братьев Кунардов, — граф с усилием сбросил руки Паскевича со своего костюма.
— У них понятные причины… Бизнес! А вы, Александр Павлович? Что вами движет?
Лицо его потемнело, даже обожжённая часть.
— Уж только не желание помочь человеку, который делит ложе с моей законной супругой.
Паскевича дёрнуло как от удара.
— Но она связана с вами, — неумолимо продолжил его визави. — И вместе с моим сыном в опасности, если не удастся укоротить англичан. Поэтому в моих интересах спасти Фёдора и заставить их забыть о мысли что-то отобрать у нас подлостью или силой. Уезжайте.
Граф шагнул к трактиру.
— Едем или ваши вещи тоже выгрузить, мистер? — лениво спросил кэбмен.
— В порт! — решился Паскевич.
В последней трети июня, когда даже в Англии, обиженном на погоду уголке земного шара, становится достаточно уютно, сэр Вильям Кунард покинул роскошную виллу Гринхилл и покатил по Гроув-Хилл-роуд на север, намереваясь к десяти успеть в Сити. Благостная атмосфера раннего утра, редкие встречные кареты, оживляющие довольно пустынную в этот час дорогу, мерное покачивание экипажа на рессорном ходу настроили на лирический лад. Бизнесмен позволил себе расслабиться, полагая, что до офиса он успеет вернуть деловую собранность. Тем более нет поводов для беспокойства. Дела компании идут как никогда прекрасно, паровые суда успешно вытесняют парусники, а не за горами бонус — согласие упрямого фельдмаршала Паскевича на сотрудничество. Зная, что сын надёжно укрыт, баронет не сомневался в положительном ответе отца. Нужно только немного обождать. Он ехал, хрустящий и сияющий как новая банкнота достоинством в один фунт, уверенный, что может всё купить и продать в этом лучшем месте на Земле.
Деловые качества вдруг понадобились пароходному магнату гораздо раньше приезда в Сити. С экипажем вдруг поравнялись трое конных. Один прыгнул на козлы, отчего кучер, в преданности которого сэр Вильям не имел оснований сомневаться, натянул и затем бросил вожжи, сам покорно замер поодаль. Верх кузова поднялся, отрезая пассажира от внешнего мира, а на сиденье рядом с ним бесцеремонно уселся тот самый переводчик Паскевича с ужасно обезображенным лицом.
— По какому праву…
— Молчи, Вилли, и слушай, — незнакомец бесцеремонно ткнул его в бок коротким капсюльным пистолетом. — Одно неверное движение, и прострелю тебе сердце.
Баронет захлопнул рот, открытый было в возмущённом писке. Он по обыкновению не смотрел в глаза собеседнику, но в той ситуации вряд ли бы кто его попрекнул — глаза остановились на воронёной стали, готовой оборвать жизнь в любой миг.
— Читай утренние газеты, мерзавец. Узнаешь о пожаре в графстве Кент. Да-да, вилла Джереми Кунарда под названием Хайфилд сгорела до углей, не спаслись даже слуги. В этом разница между нами, сукин сын. Ты угрожаешь, потом что-то пытаешься делать. Я сразу действую и потом разговариваю с позиции силы.
— Я заявлю в полицию, — выдавил джентльмен, что свидетельствует о его мужестве — не просто говорить такое при виде пистолета, направленного в сердце.
— Чепуха! Нашего разговора никто не слышит. А памятной угрозе, что Фёдора Паскевича мы не увидим, есть очень красноречивый свидетель.
— Князь? Но сэр Эдвард подтвердит, что разговор шёл только о бизнесе и недвижимости. Кому, по-вашему, поверят присяжные?
— Неподкупному свидетелю. В вашей дремучей и отсталой Англии время словно замерло как в болоте. У нас в Европе прогресс мчится семимильными шагами.